Литературно-художественный журнал - «Российский колокол». Специальный выпуск. 2025
© Российский колокол, 2025
Редакция не рецензирует присланные работы и не вступает в переписку с авторами.
При перепечатке ссылка на журнал «Российский колокол». Специальный выпуск. 2025 обязательна.
Мнение редакции не всегда совпадает с мнением авторов.
Слово редактора
Дорогие читатели журнала «Российский колокол»!
Представляем вашему вниманию специальный выпуск литературного журнала «Российский колокол».
Продолжаем чтение романа Анастасии Писаревой «Игроки». Автору удалось создать психологический портрет поколения. В главном герое мы можем найти те черты, что сегодня приняты за норму, но автор показал, что нормой это можно назвать с натяжкой.
В разделе «Современная проза» вы найдёте рассказы самой разной направленности, но их объединяют вещи, которых нам всем стоит коснуться. Хорошо было бы, если бы в рецензиях на прозу мы научились говорить о темах, которые поднимают авторы. Раздел «Метафора» представлен красивыми сказаниями, певучими текстами. «Поэзия» в этот раз представляет военную тематику и новые имена.
Критик Вадим Чекунов препарирует тексты в статье «Промеж болотной неудоби». Елена Гофман рассуждает о симулякрах писателей, а Ольга Камарго исследует феномен Эразма Роттердамского, мыслителя XV века, и сложные взаимоотношения Льва Толстого и кинематографа.
Будем рады вашим отзывам!
С глубоким уважением к читателю, шеф-редактор Анна Гутиева
Современная проза
Елена Гофман
Пыль на брусчатке
Сергей Аркадьевич медленно шёл по узкой улочке, стуча тростью по брусчатке, выложенной веером. Он думал о том, сколько миллионов ног мостовая вынесла на своём горбу, сколько каблуков и подошв; сколько лошадей, запряжённых в экипажи и повозки, когда-то гулко цокали по ней, сколько автомобилей с рёвом проносится мимо. Сейчас лето, душно и мостовая в пыли, но скоро дожди смоют пыль с поверхности, осенние листья покроют узкую улочку шуршащим одеялом, а затем мороз скуёт её ледяными тисками и выпавший снег смягчит двойную твёрдость льда и камня. Но мостовой хоть бы что, хоть кол на ней теши. Она одинаково равнодушна, дрова ли на ней лежат или покойники…
Правда, кладка местами порушилась из-за отсутствия отдельной брусчатки. Сохранившиеся камни торчали, как редкие почерневшие зубы старика, накренившись вбок без опоры. В таких местах Сергей Аркадьевич останавливался, втыкал трость в углубление, напоминавшее ему пустую лунку, десну без зуба, и выставлял вперёд здоровую ногу. Затем осторожно переносил больную и всматривался в щербатую брусчатку, решая, куда перенести трость дальше.
Он остановился у трёхэтажного дома из красного кирпича и, прежде чем свернуть во двор, решил передохнуть. Посмотрел на низкие старенькие домишки и опять погрузился в размышления. Любые сооружения, построенные человеком, – не просто стены сами по себе. Вместилища человеческих жизней, они держатся дольше людей. Вещи – значит вещие, почти вечные, прочные и неживые. Хотя говорят ведь, что дома дышат. Может быть, живут они какой-то особенной жизнью, неподвижной, устоявшейся: чувствуют что-то, вещают нам безмолвным языком, – а людям и невдомёк. Конечно, дом выглядит молодым и красивым, когда люстры внутри горят да музыка играет, когда оштукатурен он и пахнет свежей краской. А вот после бомбёжки дом черепу подобен: пустые глазницы окон, худые скулы подъездов, желваки флигелей. Нет, всё это – человеческий взгляд на вещи. Самим стенам всё равно, сирена воет или оркестр играет. И мостовая эта, и улица – всего лишь пространство, арена для жизни. Но иногда кажется, что именно мы, люди, вторичны по отношению к вещам; именно мы подобны призракам: наша жизнь скоротечна, пожили немного да осели пылью на брусчатке, уступив место следующему поколению призраков. И так слой за слоем, слой за слоем. Каждое поколение – словно пыль времени на потемневшей мостовой.
Раньше Сергей Аркадьевич, бывая на Васильевском острове, обходил улицу Репина десятой дорогой. Но, ссутулившись под тяжестью лет, понял, что сумерки приятнее яркого света, а тихие проулки милее любого шумного проспекта. Брусчатка хранила его тяжкие воспоминания, но с годами любое горе отчасти притупляется и не удручает, как раньше.