Морвейн Ветер, Регина Птица - Рок между нами

— Кира, кажется, это тебя.

Ларик зевнул, и бросив трубку телефона на кровать рядом с собой, лениво потянулся.

Ларик был уверен, что это движение производит волшебное действие на женщин, но Кира лишь поморщилась, и стараясь не глядеть на друга, взяла в руки телефон.

Голова гудела и она с трудом могла вспомнить, что стало этому причиной. Ларик не уставал говорить, что ей пора остепениться. Пора прекратить попойки, от которых, как он говорил, страдает её волшебный голос.

Кира слишком хорошо знала, что голос страдает совсем не от этого, но признаваться себе не желала.

— Да, — хрипло произнесла она.

Какое-то время в трубке царила тишина.

— Кто это? — поторопила Кира. Она давно пережила тот пик популярности, на котором сумасшедшие поклонники не давали ей покоя ни ночью, ни днём. Последнее время о группе «Витраж» вспоминали только те, кто заслушивался её песнями двадцать лет назад. Кто сходил с ума, надеясь достать билеты на её концерт, когда самой Кире ещё было двадцать лет. Обклеивал комнату плакатами с её лицом. «Теперь и плакатов-то нет», — мелькнуло в голове. Мир музыки слишком изменился, и Кира за ним не поспевала — да и не хотела... Она сколотила приличный капитал, а теперь больше получала с отчислений со старых записей, чем записи новых. Откровенно говоря, ей вообще никогда не нравилось писать. Этим всегда занимался Илья…

— Кира?

Кира вздрогнула, не поверив своим ушам.

— Да, — глухо ответила она.

В трубке снова воцарилась тишина, но желание бросить её растаяло, как небыль. Как бы она не ненавидела этого человека, но всё ещё не могла решиться просто отказать ему в разговоре.

— Да, Илья, я слушаю тебя, — поспешно добавила она.

— А я тебя и не узнал, — растеряно ответил мужской голос на другом конце линии. — Счастливой будешь, да?

Кире стало холодно.

— Что ты хотел? — спросила она, не обращая внимания на руки Ларика, попытавшиеся её обнять.

— Двадцать пятого нам двадцать лет, — помолчав, произнёс Илья. — Я имею в виду не тебя и меня. Я имею в виду «Агонию».

Кира помолчала. Она это прекрасно знала.

— Я и забыла, — произнесла она. — Но если и так, что с того?

— Думаю, было бы хорошим ходом, если бы мы вышли вместе. Народ этого ждёт.

Илья поразмыслил и добавил:

— Мне так кажется, такой проект пошёл бы на пользу и тебе, и мне.

Кира думала. Она не хотела. Не хотела видеть Илью ещё раз. Не хотела слышать его голос, и тем более — такой знакомый гитарный перебор. И в то же время, мучительно хотела повторить всё ещё раз.

— Илья… — сказала она, но продолжить не успела. Батарея села и телефон отключился.

1995 год

Бар назывался «Подвал». Одному демону известно, кто придумал это идиотское название, а Илья так и вовсе не задавался этим вопросом. Только когда в их тусовке кому-то надо было с кем-то встретиться, всегда говорили: приходи в подвал. Когда кто-то надолго пропадал, всегда знали: он наверняка в «Подвале». И если хотелось познакомиться с кем-то, кого ты ещё не знал, но кто заведомо на твоей волне — ты шёл в «Подвал».

Волной, на которой сидел Илья, был тяжёлый рок. И Раф, пристроившийся на стуле по другую сторону стола, сидел на том же.

— По-моему, это отличный вариант, — говорил Раф, поглядывая на сцену, где по-голливудски слащавая светловолосая деваха надрывалась, пытаясь перекрыть голосом замогильный вой басов.

— Ты вообще слышишь, что она поёт? — возмущался Илья. — Там же одна электроника.

— Тебе-то что, — пожимал плечами Раф. — У них электроника, у тебя — не будет. Она же тебе нужна не музыку писать. Ты ищешь вокал, так?

Да, это было так. Илья искал вокал. Илья полгода по крупицам собирал свою группу, но пока повезло ему только с гитаристом. Раф не был конфликтен, легко шёл на компромиссы и, в то же самое время, с самого начала готов быть стать опорой и подставить плечо. С ним Илья познакомился в институте, оба играли на гитарах, и Илья почти сразу же понял, что Раф — то, что ему нужно.