Екатерина Козлова - Резонансы эфира
ПЯТАЯ ЧАСТЬ. АМЕЛИ: ТЕМНАЯ НОЧЬ ДУШИ.
Монреаль, 1964 год.
Дождь барабанил по крыше родильного отделения больницы Святого Иосифа с настойчивостью предвестника. Мари Дюваль вцепилась в край больничной кровати побелевшими пальцами, её тело выгнулось в дуге непереносимой боли. Её разорванное схваткой дыхание смешивалось с низким гулом грозы снаружи. Необычно сильная для апреля, гроза казалась живым существом – молнии били с такой частотой, что ночь за окнами превращалась в пульсирующую стробоскопическую галлюцинацию.
"Ещё немного, мадам Дюваль," – говорила акушерка, вытирая пот со лба роженицы. На лице медсестры застыла профессиональная улыбка, но в глазах мелькала тревога. Шестнадцать часов родов – слишком долго. "Ребёнок уже совсем близко."
Но Мари едва слышала её. В лихорадочном полубреде, где боль размывала границы реальности, ей чудилось, что комната наполнена синим свечением. Оно колебалось, как водная гладь, и сгущалось в углах, собираясь в полупрозрачные фигуры. Нечто присутствовало здесь – нечто наблюдало за процессом рождения с интересом, выходящим за пределы человеческого понимания.
*Мы здесь. Мы ждали так долго.*
Голос пришел не через уши, а словно проник прямо в мозг, минуя органы чувств. Он был подобен хору и одновременно одинок – многомерный, полный нюансов, недоступных человеческому восприятию.
Мари закричала, но не от боли – от внезапного осознания, что её тело стало порталом между мирами.
Когда ровно в полночь родилась маленькая девочка, молния ударила прямо в громоотвод на крыше больницы. На долю секунды всё электричество погасло, погрузив родильное отделение в непроницаемую тьму. А затем свет вспыхнул с удвоенной силой – лампы сияли с такой яростью, что несколько перегорело, осыпав пол осколками стекла.
Акушерка с тревогой наблюдала за тем, как новорождённая открыла глаза – слишком рано, слишком осознанно. И эти глаза… необычного сине-фиолетового оттенка, словно в них отражалась не больничная палата, а глубины космоса.
"Как вы назовёте её?" – спросила акушерка, машинально заворачивая ребёнка в одеяло, стараясь не встречаться с этим странным, слишком понимающим взглядом.
"Амели," – прошептала Мари, чувствуя, будто имя пришло к ней извне, вплетенное в грохот грозы и синее мерцание, которое только она могла видеть. "Её будут звать Амели."
Никто не заметил, как тонкие синие линии на мгновение обвили крошечное тело девочки, словно световые нити, соединяющие её со всей вселенной, а затем впитались в её кожу, исчезнув из видимого спектра, но оставшись в квантовом резонансе каждой клетки её существа.
***
16 лет спустя, Монреаль, 1980 год.
"Опять ты разговариваешь сама с собой, Амели? Что с тобой не так, блин?"
Голос Клэр, самой популярной девочки в классе, разрезал тишину школьной библиотеки, как нож. Она стояла, опираясь на книжную полку, окруженная неизменной свитой подружек, которые сдавленно хихикали, прикрывая рты ладонями. На их безупречных лицах с тщательно подведенными глазами читалась смесь презрения и того особого удовольствия, которое рождается только от унижения других.
Амели съёжилась, ощущая знакомое чувство – огненный жар, заливающий шею и щеки. Она не разговаривала сама с собой – она просто отвечала *ему*. Тому, кто всегда был с ней, сколько она себя помнила. Невидимому спутнику, который рассказывал ей удивительные вещи о звёздах, квантовой физике и древних цивилизациях.
Ему, которого она звала просто "Синий".
*Не слушай их, Амели*. Голос Синего был прохладной волной спокойствия, смывающей унижение. *Они не способны воспринять то, что выходит за рамки их ограниченного понимания мира. Их насмешки – просто защитный механизм от страха перед непонятным.*
Но логические объяснения не могли полностью унять боль от постоянного отвержения. Амели знала, что другие считают её странной. Она видела, как они перешептываются за её спиной, как прекращают разговор, когда она входит в комнату. Шестнадцать лет жизни с Синим научили её, что быть особенной – это часто значит быть одинокой.