Наталия Доманчук - Развод по завещанию

19 лет назад

Самое ужасное, что есть на свете – это воскресные семейные обеды. Анжела ненавидела слова «воскресенье», «семья» и «отец».

Отца она боялась, как огня! Спасало только то, что тот давным-давно, пятнадцать лет назад развелся с мамой и приходил к ним, в основном, на званые обеды. Правда, его приказы все равно сыпались на девочек ежедневно, но уже через мать или по телефону.

Сегодня у них на обед фаршированная индейка, запеченный картофель, гаспачо и три вида салатов. Конечно, все это приготовила не мама, а домработница, но отец все равно хвалит мать.

— Индейка вкусная, сочная, — говорит он, вытирая рот салфеткой.

Анжела сидит за столом с идеально ровной спиной. Легкая дрожь в руке выдает страх, который глубоко укоренился в ней.

Она крепко сжимает серебряную вилку, стараясь не звякнуть ею по тарелке и заставляя себя сохранять спокойствие, пережевывая безвкусный, но полезный шпинат.

Она ждет, что отец обязательно в чем-то обвинит их с сестрой и отругает. Он всегда находит повод: то они едят слишком громко, то не с радостью на лице поедают богом данную пищу.

Когда он заводит разговор о Боге, Анжеле хочется вцепиться в его глотку или затолкать в рот огромный кляп.

Мать, как обычно, выглядит шикарно: идеально уложенные волосы и макияж, на лице фальшивая радость.

Нет, она, в отличие от девочек, не боится отца, скорее, наоборот, но воскресенье - точно не ее любимый день.

Анжела полностью сосредоточена на дыхании и проглатывании еды.

Уныние сменяется отчаянием, когда она отрезает еще один кусочек от черствой индейки и кладет его в рот.

Девушку радует только одно — скоро ей восемнадцать, и если она все же решится, то сбежит из этого дома.

Ей даже не важно куда! Голова на плечах есть, руки и ноги целы, прокормит себя! Осталось всего каких-то три месяца, она вырвется из этого места, которое вынужденно называет домом, и перестанет чувствовать себя жертвой и племенной кобылой. Ее мысли невольно переносятся в прекрасное будущее, туда, где она свободнавыбирать, что носить и куда ходить, что есть и как говорить. В идеале она бы путешествовала по миру в поисках новых приключений или работала ветеринаром. Она бы танцевала под дождем и наслаждалась каждым моментом, который заставлялбы ее чувствовать себя живой. Она бы держалась за руки с мужчиной, который выбрал ее, который хочет ее, иони, конечно же, были бы счастливы. Когда она думает об этом будущем, то всегда вспоминает голубые глаза Матвея. Да! В самых смелых ее мечтах отражаются его глаза!

Она бы с радостью пошла учиться лечить животных, но отец не считает это за профессию. Сам он до ужаса боится собак, потому что его в детстве покусала овчарка.

Ее мысли прерывает отец, наливая из хрустального графина воду.

Краешком глаза она смотрит на сестру. Татьяна ерзает на стуле, и в этот момент Анжела чувствует на себе пристальный взгляд отца. Нож ударяется о тарелку слишком громко.

— Анжела, — говорит он обманчиво спокойным голосом.

Девушка с испугом смотрит на него и, проглатывая страх, тихо говорит:

— Да, папа.

— Я не знаю, в курсе ли ты, но Савелий вчера вернулся из Штатов.

У Анжелы сводит живот при мысли о Савелии!

Отец не раз заводил разговор, что Савелий Голдберг – прекрасная партия для нее, что мужчина положил на нее глаз и не прочь породниться с семьей Вишневских, но ведь ей еще и восемнадцати нет! Это ведь только разговоры и все несерьезно! Так?

И почему именно она? Ведь у нее есть Матвей, с которым Анжела дружит пять лет!

Кроме того, в Савелия без ума влюблена Татьяна, а они с Анжелой близнецы! Какая ему разница, какую сестру из двух одинаковых выбрать, чтобы породниться с Вишневскими?

— Нет, я не в курсе, — отвечает девушка и сразу жалеет о своих словах.

Отец громко бросает приборы на тарелку:

— Я, кажется, ясно дал тебе понять, что ты выйдешь за него, как только тебе исполнится восемнадцать!

— Нет! — вырывается автоматически, прежде чем Анжела вспоминает, что так с отцом разговаривать нельзя.