Александр Лесовой - Рассказы из цикла: «Мой позывной Леший»

«Но кончу тем, откуда начал речь:

Не может жизнь по нашей воле течь.

Мы можем статься, лучшего хотим,

Но ход событий не предвосхитим!»

У. Шекспир.

Я прожил долгую и насыщенную всякого рода событиями жизнь, и в ней приходилось сталкиваться с теми случаями, которые объяснить до сих пор не могу, а порой считаю, что может быть и не следует их объяснять…? А вот вспомнить о них стоит. Раньше всё воспринимались как счастливые случайности, везением и прочим, не требующим особого внимания, исходов. На склоне лет невольно задумываешься: ведь в нашей жизни, окружающей природе не всё так просто, нет, и не может быть такого количества необъяснимых случайностей. Может быть, мы не там ищем объяснения, не теми методами, не теми инструментами и подходами. Мы развиваем науку и технику, осваиваем космос, создаем новейшие и могущественные средства вооружения и самоуничтожения. Мы, не задумываясь, по варварски грабим недра, не обращая внимания на окружающий нас мир, нашу природу, на остальных обитателей нашей планеты. Такое впечатление, что человек, как инородное тело, оторванное от сего мира, вредоносная этому миру тварь, не замечает или старается не замечать окружающий его мир, его обитателей, его сущностей. И этот мир преподносит нам такие «сюрпризы», на которые мы зачастую не обращаем внимания или проявляем полное его непонимание.

А может быть нам ЕЩЁ НЕ ДАНО ПОНИМАНИЯ ЭТОГО? Как знать?

В своих рассказах-воспоминаниях и рассказах моих друзей, я хочу обратить внимание на некоторые события, которые не просто имели место быть, а говорят нам о том, что мы живем в мире, которого совсем не знаем. Уверен, что каждый из вас, прочтя мои рассказы, обязательно вспомнит о том, что у него в жизни были так же некоторые, им необъяснимые вещи, о которых он так же не задумывался. А может, стоит и задуматься?

С некоторых пор я смотрю на облака как на что-то загадочное…, даже живое…, мистическое… Долго не говорил, но сегодня расскажу случай, произошедший со мной в начале 80-х годов прошлого столетия в горах далёкого континента.

Волей судьбы, уходя от преследования противника, пришлось подниматься в незнакомые горы, искать убежище в неприветливых скалах, укрываться в расщелинах, почти двухкилометровых гор, вершины которых сияли белизной снега. Пронизывающий холодный ветер, склоняющееся к закату солнце не предвещали ни чего хорошего для меня, не имеющего ни теплой одежды, ни палатки, ни средств обогрева. Долго задерживаться на такой высоте и в этих условия означало только одно – верная смерть от холода! Надо было искать какой-либо выход из этой ситуации. Возвращаться прежним путем вниз – стопроцентная вероятность нарваться на засаду преследователей, которые прекрасно понимали, что долго мне не укрыться в вершинах гор. Есть возможность найти тропу и перебраться через перевал с южной стороны склона горы – это был шанс, но с наступлением темноты этот шанс был минимальным, практически невозможным. Да и, честно признаться, у меня просто не было горного опыта на такой случай. Оставался один выход – переждать ночь, спрятавшись в какой-либо расщелине, не выдавая себя, в надежде, что мои преследователи ночью не сунутся на мои поиски. Безысходность положения заставляла меня не думать о красотах панорамного обзора, колорите солнечного заката, красках гор, блеска снежных вершин. Пришло чувство одиночества и усталости, и, как обычно в тяжелые минуты, нахлынули воспоминания самого счастливого времени – моего детства… Детства, проведенного в деревне, среди прекрасной девственной красоты средней полосы русской природы: лиственный лес, заливные луга, чистейшая лениво текущая речная гладь, яркий зеленый покров травы. Любимым нашим детским занятием было – лежать в густой траве и наблюдать за облаками, которые в своем небесном пути рисовали нам всякие образы или даже целые картины в соответствии с нашими фантазиями. А сейчас я видел, как внизу (а не вверху) ветер гнал облака, беспощадно рвал и растаскивал их, не создавая никаких образов и картин. Медленно наступала безнадёга, пустота, безразличие и апатия. Холод, пробирающий до внутренностей, уже становился каким-то терпимым и привычным. Казалось, глаза начали закрываться, а мозг – соглашаться со смирением безысходности.