Тамур Мал - Рассказы для женщин

Ночью Родя стоял у окна и смотрел во двор, где сверкала нарядная ёлка, а втоптанные в снег конфетти говорили о прошедшем празднике. Переводить взгляд на предметы в квартире не хотелось – они вместе с ним радовались год за годом, а теперь стыдили, что он усомнился. В том, что Дед Мороз существует. Даже не так: в том, что Дед Мороз существует конкретно для Роди.

На Святках они с мамой ходили к Сидоровым, где их вкусно накормили. После чая бабушка Карина Германовна с усмешкой поинтересовалась:

– Что, Родион, посылку Дед Мороз прислал?

Мальчик откликнулся:

– Да! Завтра с мамой пойдём на почту.

– Гм. Тебе ведь уже двенадцать лет. Неужели до сих пор веришь, что подарки Дед Мороз присылает? – скрипуче, некрасиво прозвучало у Карины Германовны, будто приоткрылась та дверь на не смазанных петлях, что у них в спальне.

– Верю, – он растерянно посмотрел на смущённую маму и на снисходительно хихикнувших Сидоровых.

Сейчас мама спала, а Родя пялился в окно. В душе теплился камелёк, и это казалось важным. Как же не верить? С первого класса они с мамой писали Деду Морозу письма, а на Святках бежали на почту за посылкой с подарками. Ни разу за эти годы Дед Мороз не подвёл, всё, что Родя просил, присылал. И обязательно – шоколадку сверху, хотя шоколадку Родя не просил.

Мальчик прошёл в комнату, достал из письменного стола фотоальбом; открыв последнюю страницу, погладил единственный снимок отца, что хранился у них дома: папа стоял, раскрыв широко объятия, словно намеревался обхватить весь мир руками, улыбался, а на шею к нему забралась мама, она тоже улыбалась и держалась за папины плечи.

Родя закрыл альбом и вновь посмотрел на яркую счастливую ёлку во дворе. Нельзя, чтобы огонёк в душе погас, с ним погаснет очень важное, нужное, единственное. Если для поддержания огонька в камельке нужно верить, Родя будет верить.

Про лето

, мамонта и корову

***

Летом меня, как большинство школьников времён Советского Союза, посылали отдыхать в пионерский лагерь, но всего на одну смену, чтобы ещё на огороде успела погорбатиться, и родителей не забыла. Я росла очень думающей девочкой, поэтому уже в семь лет мучительно размышляла: зачем? Ведь свежий воздух и на даче прилагался, глупостями не баловалась (до гаджетов прогресс пока не домчался), подруг хватало, а самостоятельности и подавно. Скучала, правда. Вот! Вот в чём загвоздка! Получается, пионерский лагерь просто необходим, чтобы дети отучались от родителей! В самом деле, рано или поздно птенчик обязан вылететь из гнезда, покинуть отчие пенаты – это и семилетний шпындик знает. Успокоенная логической связью необходимых действий, я отправлялась отвыкать от родителей. Каждый год до седьмого класса, а позже – уже стыдно, уже в ЛТО (лагерь труда и отдыха) работать зазывали, там можно денежку небольшую заработать. Для салажат лагеря предлагали два: один – от маминой работы, в глухом сосновом бору, другой – от папиной, на берегу озера в горах. Ну да, существовал такой всемогущий профсоюз, благодаря которому дети сотрудников имели возможность летом жарить свои спинки, питаться согласно прописанным здравоохранением нормативам возрастных калорий и получать патриотическое воспитание почти задарма, во всяком случае так я дочкам объяснила наличие социальных льгот во времена былые. С каждым из этих мест летнего отдыха связаны приятные и «так себе» воспоминания.

– Мам, расскажи…

– О чём? – притворяюсь «тормозом». – Теорему Ферма или Права и обязанности гражданина РФ?

– Ну, мам…Расскажи сказку или о своём детстве.

Естественно, рассказываю, пока не понимая, зачем – как-то в семь лет причинно-следственная связь в голове формировалась нейронами шустрее. Рассказываю о самых взрывных приключениях. Например, о шаровой молнии, от которой пришлось прятаться в деревянном туалете, замирая в испуге и невольном восхищении при созерцании летевшего мимо отверстия над дверью сверкающего шара. Или о походе в лес за земляникой, – мои городские дети лишены подобной экзотики, грядки и овощные ларьки –вот предел их энциклопедических знаний о ягодах. Внезапно на наш отряд обрушился ледяной ливень и спасла меня заботой от жесточайшей простуды тогда лишь папина куртка, которую пихнули мне в руки приехавшие навестить дочь родители уже за воротами лагеря. Или о себе десятилетней, попавшей в отряд к двенадцати-тринадцатилетним подросткам; они шептались о мальчиках, нарядах, о группах АББА и Воney M, а я сочиняла стихи, бредила шахматами, мечтала о собаке, надо мной смеялись, не брали в компанию курящих и бегающих на дискотеку. Однако, малыши просят подробности. Что ж, слушайте, детишки, мамы вашей ответ помещаю в книжке (да простит меня муза Маяковского).