Сергей Дубянский - Пятая жизнь

– Я устал, брат, – сказал невысокий худощавый мужчина, развязывая веревку. Края сутаны разошлись, демонстрируя тонкую белую рубаху и бледное тело, – скоро уже полночь, а мы с шести утра не можем выбить ее признание. Может, нет на ней той вины, о которой сообщили наши денунцианты?

Стоявший у узкого темного окна человек обернулся. Его глаза смотрели пристально, словно забираясь внутрь собеседника и пытаясь докопаться до самого сокровенного, однако чувствовалось, что он тоже устал, хотя и не собирается в этом признаваться. Движения его были медлительны, а веки слегка припухли и покраснели.

– Брат, что за странные речи слышу я из твоих уст? Неужели ты забыл слова Отца нашего: «Выступи на сие дело и сражайся ради Господа нашего с чумной заразой ереси, пока не истребишь ее до последнего»?

– Все я помню, – вздохнул худощавый. Отхлебнул вина из большой деревянной кружки и сунул в рот кусок хлеба, – неужели этому не будет конца?

– Конца?.. – инквизитор, присланный Апостольским Советом, грузно опустился на лавку, – в то время, как Господь скрыт от нас завесой божественной тайны, Сатана – эта Божья обезьяна, с успехом приобретает все новых сторонников. О каком конце ты говоришь, брат? В Библии сказано: «Они оставили Господа Бога своего, Который вывел отцов их из земли Египетской, и приняли других богов, и служили им – за это навел на них Господь бедствия». Так вот, брат епископ, «бедствия» – это мы. Только мы стоим на страже Божьего слова и дела. О каком конце ты говоришь? Если б не твой сан и не моя уверенность в твоей преданности Господу нашему, клянусь, я мог бы тебя самого заподозрить в ереси, – инквизитор усмехнулся.

Епископ подумал, что если и дальше продолжать начатый разговор, то уверенность инквизитора может поколебаться, а сан, вообще, в этом случае не будет ничего значить. Зная достаточно подобных примеров, епископ представил себя стоящим в железной клетке, в ожидании, когда вчерашние «братья» определят ему вид пытки. Картинка получилась очень правдоподобной. За год участия в Святом суде он уже мог представить на этом месте, кого угодно, даже самого Папу Римского, поэтому снова затянул веревку и вопросительно посмотрел на инквизитора.

– Идем, брат, – сказал инквизитор, – мужайся. Сатана силен и коварен, но не дано ему сравниться силой с Господом нашим. Как говорится в Евангелии, «я видел Сатану, спадавшего с неба, как молния…»

Они прошли по коридору, освещенному двумя коптящими факелами и отворив небольшую дверь, оказались в тесном, но гораздо более светлом помещении. Здесь из стен торчало целых четыре факела. Их багровый отблеск весьма соответствовал обстановке.

У стены стоял широкий стол со свечами, за который им предстояло вернуться, а остальное пространство… Епископ взглянул туда лишь мельком, сосредоточив взгляд на человеческой фигуре, которую уже с трудом можно было назвать «человеческой». Вывернутые за спину руки, связанные веревкой подтянутой к потолку, заняли совершенно невозможное для живого организма положение. Видимо, суставы выскочили со своих мест, разорвав хрящи и ткани, но человек уже не чувствовал боли. Его голова с опаленными волосами безжизненно склонилась на грудь, скрывая то, что когда-то являлось лицом. Все тело, покрытое кровавыми рубцами и шрамами, с засохшей коричневой коркой, вызывало брезгливое отвращение. Сейчас даже трудно было определить, мужчина перед ним или женщина, хотя епископ знал, что ее зовут Эллис Куппель, и всего неделю назад она была женой простолюдина Гейнца Куппеля.

Основная вина ее складывалась из показаний двух свидетелей – денунциантов. Один сообщил, что после встречи с Эллис у его коровы пропало молоко. На второго она, якобы, посмотрела слишком пристально, после чего с ним приключились боли в животе. Окончательно решил вопрос муж обвиняемой, маленький лысый человечек с бегающими глазками, который будучи приведен к клятве на Библии и четырех книгах Евангелия, подтвердил, что неоднократно видел, как жена вечером натирает тело какими-то снадобьями и после этого исчезает, видимо, отправляясь на шабаш. Последний раз подобное случилось в ночь на третье мая, аккурат, в канун великого праздника Обретения честного креста Господня.