Сергей Бураков - Пятая луна. Рассказы

Домовой сидел на подоконнике у открытого ночного окна и задумчиво отковыривал давно не стриженым ногтем зимнюю замазку. Он с грустью поглядывал на огромную луну, которая освещала почти как днём бедно обставленную комнату его хозяйки. «Интересно, как там на луне? – улыбнулся домовой. – Тоже, наверное, люди живут? А интересно, домовые там есть? Вот хозяйка проснётся, надо у неё спросить. Наверное, есть, раз люди живут. О-хо-хо, жаль, что я уже не смогу там побывать. Интересно было бы посмотреть, какие они там, домовые. Тоже, наверное, любят гадости людям делать, – хихикнул домовой, – на то мы и домовые, чтобы проблемы людям создавать. Это только я такой добрый. Люблю я свою хозяйку. Намучалась она за свою жизнь. Ох как намучалась, бедолага. Жаль мне её».

В глубине комнаты скрипнули металлические пружины, и домовой понимающе притих, вглядываясь в противоположную сторону комнаты, где на железной кровати спала его хозяйка, баба Варя. Хорошая у него хозяйка, добрая. Никогда даже голос не повысит на домового, если он чего набедокурит. Спит только плохо в последнее время, всю ночь ворочается. А может, и не спит совсем.

– Яшка, это ты, что ли, там? – закашлялась бабушка Варя.

– Конечно я, – буркнул домовой, взглянув на луну. – Кто ещё тут может быть?

– Ну мало ли, – кряхтит старушка, присаживаясь на кровати, – может, воры залезли.

– Хм, воры… Пусть только попробуют, – недовольно буркнул домовой. – Да и было бы чего у тебя воровать. Если только тебя… или кровать твою, которой сто лет.

– Ну, меня, пожалуй, не надо, – с трудом поднимается старушка. – А вот старость мою пусть забирают. А ты чего не спишь?

– Думаю, – зевнул домовой.

– Думаешь? – подходит бабушка Варя к Яшке. – Интересно, о чем домовые ночью думают?

– Если ты смеяться не будешь, тогда скажу, – шепчет домовой.

– Да когда я над тобой смеялась-то? – приглаживает старушка Яшкины волосы.

– А вот интересно, – уворачивается домовой от бабушкиных рук, – на луне люди живут?

– По телевизору вроде говорили, что нет там жизни, – улыбнулась старушка.

– Ну вот, – расстроился Яшка, – всегда так. Лучше бы я тебя не спрашивал. Всё настроение испортила.

Яшка отвернулся к окну и грустно вздохнул. В комнате воцарилась минутная тишина.

– А у меня сегодня день рождения, – едва слышно, вздыхая, прошептал Яшка.

– Да ты что! – весело пропела старушка. – Поздравляю. И сколько тебе?

– Триста пятьдесят, – сковырнул с окна зимнюю замазку домовой.

– Ого, – выдохнула старушка. – Я всё спросить хотела: а сколько живут домовые?

– Триста пятьдесят, – снова сковырнул замазку и горько вздохнул домовой. – Совсем скоро уже будем прощаться. Всё в этом мире когда-то заканчивается.

– Да ладно тебе, Яшенька, – ласково пропела старушка, – нашёл из-за чего расстраиваться. Может, ты ещё сто лет проживёшь. Вон какой здоровячок-старичок. Может, я вперёд тебя помру.

– Хорошо бы, – вздохнул домовой.

Снова воцарилась минутная тишина.

Яшка протянул руку, чтобы оторвать от окна новую порцию зимней замазки.

– Ну хватит, Яша, – легонько шлёпнула старушка по руке домовому, – всю замазку оторвал. Зимой дуть будет.

– А будет она для нас, зима-то? – взглянул домовой в глаза бабушке Варе.

– Конечно, будет, Яшенька, – берёт старушка на руки домового, – и зима будет, и лето. Всё у нас с тобой ещё будет. Хочешь чая с вареньем?

– Конечно, хочу, – оживился домовой. – А мёда нет?

– Мёда нет, – несёт Яшку на кухню бабушка Варя, – зато два вида варенья есть и печенье. Хочешь печенье?

– Конечно, хочу, – обнял за шею старушку домовой, – я люблю печенье с вареньем, только без чая.

– Ладно, – рассмеялась старушка, – будет тебе печенье с вареньем без чая, именинник.

До утра просидели бабушка Варя с домовым на кухне за разговорами. Чего только не вспомнили! Бабушка Варя рассказывала домовому весёлые истории из своего детства, а Яшка о предыдущей злой хозяйке, которая лупила его веником за малейшую провинность и заставляла воровать ночами у соседей. А как только появилось на горизонте солнышко, Яшка уснул. Старушка осторожно, чтобы не разбудить, отнесла домового на свою старую скрипучую кровать и, укрыв его ватным одеялом, долго ещё стояла, всматриваясь с любовью в его сморщенное лицо.