Майя Рахимова - Путешествие за Края Мира, или Невероятные приключения медвежонка Ганса и его друзей

Возьми меня тихо за руку,

Проведи потаенными тропами,

Чтобы чутко и загодя,

Мог услышать Зов Горна[1] я.

Из эпоса «Алатык, или сказание о плюшевом страннике»

– Знаете, это ведь я сейчас веду размеренный образ жизни: сижу на диване, смотрю политику, сплю под одеяльцем, ем орешки с медом и запиваю чаем с молоком. А совсем недавно моя жизнь была несколько иной. Да какой там! Совершенно иной. Я и голодал, и редко спал, и под открытым небом, а не под одеялом.

Ну, погодите, погодите, обо всем по порядку.

Для начала добрый вечер и позвольте представиться! Зовут меня Ганс Потапович Топтыгин.

Внимание! Это значит, что я из рода Топтыгиных, Потапов сын. И попрошу не путать и не называть меня Топтыжкой, Топтыгой, Потапкой, Потапычем и уж тем более Топтыжиной. Я – уважаемый медведь!

Плюшевым я был всегда. У нас в лесу вообще все плюшевые: и моя любимая подруга, белочка Зоя, и странный волк Утюжок, и лисичка Тонечка, и даже зайчик Толик. Единственной не плюшевой у нас была Сова-Совушка, но это исключительно потому, что она из дальних мест. Мы звали эти места Краями Мира.

Тряпочки, из которых было собрано ее древнее тело, напоминали листья, были жутко многослойные и всякий раз таинственно шелестели, когда Совушка шевелилась, поэтому мы испытывали к ней особое уважение и даже восхищение. Не в каждом лесу живет такое удивительное создание!

Наш плюшевый лес был очень дружный. Какой он сейчас, я, право, не знаю, но думаю, что такой же. Мы пели песни и ходили друг к другу в гости.

Петь песни – наше любимейшее занятие. У нас были утренние, дневные, ночные песни, а также песни полудня, полдника, почти сумеречные песни и колыбельные. Порой мы путались во времени суток, но никогда не путались в песнях.

Совушка тоже пыталась нам подпевать, но листья, из которых было собрано ее тело, так шуршали при этом, что мы переставали слышать друг друга. Совушка тактично умолкала и просто слушала наш плюшевый хор.

Однажды она все-таки не выдержала и сказала:

– Когда я была моложе и шустрее, я летала за Края Мира. Так вот, там есть удивительные места, где тоже поют песни, и надо признать, совсем непохожие на ваши.

Слоненок Тиглу жадно перебил Совушку:

– А где? Где, ты говоришь, эти края?

– За миром, – ничуть не смущаясь, продолжала она, – за вашим плюшевым лесом, потом еще за одним лесом, таким древним и страшным, что жуть, потом за высокими белыми горами, быстрой холодной рекой, ну а дальше я… не помню. А зачем ты спрашиваешь, Тиглу?

Слоненок раскраснелся:

– Очень интересно, с одной стороны! А с другой, совсем и не интересно даже.

Слоненок раскраснелся совершенно по делу, потому что был крайне любопытен, просто до чрезвычайности. И хотя в любопытстве нет ничего страшного, но всякий раз, когда Тиглу чем-либо интересовался, для всех в плюшевом лесу это заканчивалось плохо, если не сказать – ужасно.

Поэтому жители леса всякий раз тревожно переглядывались и невольно напрягались, когда слоненок спрашивал и уж тем более переспрашивал у кого-либо что-либо.

Тиглу знал о своей способности встревать, куда не следует, и о том, что жители леса тоже в курсе его способности встревать, куда не следует. Поэтому он краснел всякий раз заранее, когда шел на встречу с друзьями.

Но сейчас он сидел весь пунцовый, быстро-быстро мигал и почти жалел, что спросил Совушку про далекие края.

– Ну, ладно, ладно. Пора нам расходиться по домам и берлогам, – громко заявила Совушка, – песни колыбельные мы пропели.

Все переглянулись.

– Важные дела обсудили, – настаивала она, – пора и отдохнуть.

– Да, точно, – отозвался странный волк Утюжок, – я лично спать хочу. Не знаю, как вы, а я пойду. Завтра утренняя песня, моя любимая. Негоже петь ее в сонном состоянии.

Странный волк Утюжок был очень тактичным и деликатным волком. Он сразу понял, что слоненок ужасно стесняется своего любопытства и красноты, но ни с тем, ни с другим совладать совершенно не может. Еще чуть-чуть, и слоненок просто лопнул бы от переживаний. Утюжок понял стремление совы сгладить ситуацию и поддержал ее.