← К описанию

Егор Канкрин - Путешествие 1840 г.



Переводчик Борис Борисович Бицоти


© Егор Францевич Канкрин, 2019

© Борис Борисович Бицоти, перевод, 2019


ISBN 978-5-4485-2861-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Путешествие 1840 г.

1

28 мая/9 июня

Внезапная скоропостижная смерть одного из матросов от продолжавшейся несколько часов болезни заставила капитана причалить в Ревеле1, чтобы придать тело земле. Мы плыли мимо различных маяков, знаков и островов, самым примечательным из которых является остров Врангельсгольм. Здесь запрещено рубить деревья, поскольку остров, покрытый густым лесом, является отличным ориентиром для моряков дальнего плавания, указывая поворот на Ревель. Контур далекого Ревеля с выстроенной уже при мне башне Олауса выглядит вполне себе романтично. Сам город, однако, находится, к сожалению, в плачевном состоянии. Попытки навести здесь порядок, увы, не увенчались успехом.

Отсутствие судоходной реки, главного преимущества Санкт-Петербурга и Риги, тормозит развитие местной торговли. Этот недостаток со временем все больше дает о себе знать. Вся экономика Ревеля, таким образом, ограничивается торговлей с пригородами и содержанием администрации и порта.

Сегодня мы плывем уже в открытом море. Вместе с пустотой моря приходит и душевная пустота, так что я попытаюсь заполнить пустоты своими воспоминаниями, пока спокойствие моря мне это еще позволяет.

Я вновь вспоминаю императора Павла. Я не буду сейчас ничего говорить о его нраве, образовании и на самом деле добром сердце, о его причудах и его опрометчивости. То, что я скажу, скорее всего, вызовет возражения, и, тем не менее, это правда. Правление императора Павла было не просто благом для России, а жизненной необходимостью – временем возрождения, созидания и исправления ошибок. Не буду здесь подробно разбирать приоритеты политики России времен бесспорно Великой, но успевшей состариться Екатерины. Скажу лишь, что их нужно было менять. И тот, кто начал это делать, в итоге сам же и пострадал. Так мне об этом отозвалась одна высокопоставленная особа. Случившееся не должно было случиться, так, как оно случилось. Но это был, пожалуй, самый короткий путь. Каким бы грубым это ни казалось – оправдывать нынче вчерашнее злодеяние, результат действительно не заставил себя долго ждать. Народы, как и природа, увы, порой не могут без волнений и катаклизмов.

27 мая/8 июня 1840 г. императорский теплоход Ижора

Вчера, 43 года тому назад, я приехал в Санкт-Петербург никому не известным студентом. Тревожное положение моих родителей – отец ранее переехал в Россию, но особо не преуспел в делах в этой стране – отсутствие перспективы, неустроенность, в чем не было моей вины, стали причиной одолевших меня неизлечимых недугов, и лишь случай, удача и небывалое везение совершили переворот в моей судьбе. Милостью Императора Павла I мне была дарована высокая должность.

Вчера 26 мая 1840 г., я покинул Санкт-Петербург в высоком чине, не будучи особо богатым, но достаточно состоятельным, накопив свое состояние достойным трудом, в сопровождении моей дорогой верной супруги и двух юных дочерей, имея также двух еще более юных сыновей – один из них у меня курсант и служит на Кавказе, другого я отдал в пажеский корпус. Зачем я уехал из Санкт-Петербурга? Чтобы после восьми месяцев тяжелой болезни, мешавшей мне исполнять обязанности по должности, по приказу моего государя и благодетеля, поправить здоровье на минеральных водах за границей. Сейчас мне 66 лет.

Зачем я это пишу? Кому это интересно? Никому или, пожалуй, лишь немногим, но я все же делаю эти записи. Я, как никто другой, знаю наше безразличное время.

Когда я из чертогов мраморного дворца спустился в карете к английской набережной, ступил на палубу парохода и далее в Кронштадте пересел на крейсер Ижора, мне вдруг вспомнились те прежние времена, мое тогдашнее возмущение против проводимых в Кронштадте таможенных процедур, неприглядность пестрых платьев снующих по городу матросских жен в день Петра и Павла. Наполовину отстроенный Кронштадт, неказистые корпуса санкт-петербургской таможни, сшитые по прусскому образцу мундиры военных и покроенные по старинной моде платья гражданских – все производило на меня тогда неприятное впечатление. Я не просто попал в чужую страну с другой культурой и другими нарядами. Эта цивилизация, казалось, отставала лет на сорок в своем развитии. Я же прибыл из краев, существенно преобразованных войнами французской революции.