Виктория Горнина - Путь домой Агелай Энона

1.Путь домой Агелай

Агелай привык подниматься ни свет, ни заря, а здесь и вовсе – непривычно на мягких подушках – он и глаз толком сомкнуть не смог – все ворочался с боку на бок, то и дело подхватывая ускользающее одеяло – вскакивал несчетное число раз, пока совсем не оставил попыток уснуть. Постель слишком мягкая, вокруг – слишком тихо, в комнате духота – все не так, и ничего с этим поделать нельзя, как ни старайся.

А потому на следующее утро Агелай засобирался домой. Впрочем, засобирался – громко сказано. Что ему особенно собирать? Нацепил свой старенький хитон – сверху, правда, дареный плащ накинул – пригодится. И больше ничего – как пришел налегке, так и уйдет. Парис как почувствовал – спозаранку к нему заглянул –

– Ты куда, отец? – спрашивает.

– Домой. Не могу я – извелся весь. Только и думаю – как там без меня? Может, не справляются. Со стадом-то, сам знаешь, канители сколько…

– Забудь про это, отец. Что ты цепляешься за прошлое? Ты представь, какая жизнь у нас начнется – вдохновенно рассуждал Парис – Мы и мечтать с тобой не могли…

Агелай молчал – только переминался с ноги на ногу, да отводил взгляд – кому прошлое, а кому…

– Останься, отец. – уговаривал его Парис.

– Что мне тут делать? Город для меня чужой. Я не привык – шум, толчея… Дома лучше.

– Наш дом теперь здесь – подхватил Парис. – Отец сказал – ты будешь жить на всем готовом. Оставайся.

– У тебя добрый отец, Парис – отвечал Агелай – Но мне пора возвращаться.

Агелай не стал тратить много слов – это не расскажешь и не передашь, пока сам не поймешь, а поймешь только пройдя долгий путь – почему тяжкий труд там, на Иде, милее жизни безо всяких забот при дворе Приама. Парис слишком молод и полон амбиций – к тому же голова у него закружилась от внезапного счастья – как ему объяснишь, что снедает тоска, не давая заснуть, как тянет домой старого пастуха, да так, что перед глазами то и дело встают родные леса – потому как лучшего места, чем склоны Иды ничего на свете нет и быть не может.

Как объяснишь, что душою Агелай давно уже там, где шумит темный лес, а вниз по склону бежит ручей, пропадая в траве, где заливается в ночной тиши соловей и будит все живое звук рожка на рассвете.

Там – простор, чистый воздух – каменистая тропинка спешит между скал, петляет от перегона к перегону, и конца тому пути нет. Так от пастбища к пастбищу, подобно горной тропинке, тянется вся жизнь Агелая – сколько он себя помнит. И вне того мира нет ему жизни – не представляет себя в огромном городе Агелай. Все здесь ему чужое и не привыкнет он никогда – как ни старайся.

– Вот, возьми… отец дал. – засовывает в котомку монеты Парис. Агелай отродясь столько денег не видел – все драхмы золотой чеканки – на реверсе профиль благородный – кажись, сам Приам собственной персоной – только помоложе, чем теперь.

– Да зачем, куда мне? – отнекивается Агелай по мере того, как сильнее оттягивает плечо та котомка.

– Бери, пригодятся. – никак не угомонится Парис, а в глазах у него стоят слезы, и вид растерянный, словно у побитой собаки – что совсем не удивительно.

Потому как не просто сейчас провожает Парис Агелая в дорогу, он прощается с ним, и быть может, больше не представится случая встретиться с тем, кто до сих пор был для Париса отцом. Хотя казалось бы – что может быть проще – вот она, Ида, всего лишь через долину – не ленись только – найди время навестить старика Агелая. Но сейчас Париса больше тревожит, что тот оставляет его одного – один на один – без поддержки, без мудрого совета, в окружении новой семьи. Одних только братьев теперь у Париса пятьдесят человек, не говоря уж о сестрах. И отец его – царь, и еще не известно, как сложатся их отношения. Оттого и растерян Парис, оттого и просит Агелая остаться. Потому что из них двоих только Агелай понимает – начинать новую жизнь нужно налегке – не стоит брать с собой вчерашний груз – и двух отцов сразу быть не должно. Потому все больше отмалчивается Агелай, хотя на душе у него неспокойно.