Арина Сергеевская - Просто повезло

Когда тебе сорок и даже с хвостиком – это много или мало? Любой возраст хорош по-своему, и у всех бывает по-разному, но в чем-то мы все похожи. Мы считаем себя взрослыми и осознанными в 17 и в 20, чувствуем тяжесть ответственности в 30, сомневаемся, а что там впереди в 40.

Когда отношения заканчиваются или идут не так, как нам хочется, страдаем и мучаемся. Берем от жизни какие-то уроки. Иногда проживаем какой-то опыт, спотыкаемся и идем дальше. Кто-то, обломав крылья, отказывается от поисков и надежд, иногда надолго, а, возможно, и навсегда. Очень многое происходит у нас в голове, а окружающие видят и чувствуют это иначе. Но это наша жизнь, и мы живем с тем, что чувствуем.

Я давно хотела написать об этом, попробую – не знаю, что из этого выйдет. Плана нет. Есть желание осознать, что было, что мне надо сейчас, что ценно, а на что не стоит обращать внимания.

Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь

Говорят, в СССР секса не было. Врут, конечно. Иначе как бы мы все появились на свет? Моя мама родила меня в 19 лет, потом чуть больше чем через год – сестру, поэтому я не помню себя младшей или единственной. Я всегда была взрослой. Шансов съесть конфету, не поделившись с сестрой, не было. И вообще сделать что-то без оглядки.

Когда в 28 лет мама родила еще одну сестру, которая была на 9 лет меня младше, после того, как нас постоянно одергивали, чтобы мы не шумели, нельзя было приглашать никого в гости, потому что дома маленький ребенок, у меня появилась мечта: родить в 18 лет. Чтобы у нашей младшенькой была разница с моим ребенком в 9 лет. Чтобы показать им всем, как это обидно, отказывать себе в возможности громко петь или беситься дома, ну и вообще, чтобы им жизнь малиной не казалась. В общем, назло.

Почему-то мама, родив в 19 и потом сразу в 20, никогда не говорила о том, как ей не хватило в юности возможности пожить для себя и чего-то попробовать. И при том, что в СССР секса не было, такое случалось сплошь и рядом. Мы росли с мыслью о том, что любовь – это бывает в школе, ну или в институте. Двадцатипятилетних и тридцатилетних незамужних учительниц мы считали старыми девами, сочувствовали им и искренне удивлялись, когда вдруг они выходили замуж.

Пятнадцать лет – казалось «самый сок» – ты уже взрослая и вся жизнь впереди. Вся жизнь – это года три-четыре-пять, а потом семья, дети и вот эта вся бытовуха. Очевидно, это уже не жизнь, ну или почти загробная. Были у нас девчонки, которые и сексом занимались, и рожали, и замуж выходили в этом возрасте. Но их было мало. Я ж до пятнадцати лет была даже нецелованная.

К этому «зрелому» по тем понятиям возрасту я подошла с кучей влюбленностей и парочкой «настоящих» любовей. Конечно, были мальчики, которые провожали домой, носили портфель, неловко признавались в своих чувствах, обзывались, дергали за косички и всякая прочая нелепица. Но настоящая любовь была не такова.

Первый раз по-настоящему я влюбилась классе в третьем. Так уж и быть, детский сад и первый-второй класс не в счет, там не было всерьез и надолго. Это произошло внезапно, но длилось по детским меркам безумно долго. У мальчика была родинка на щеке. Кажется, на щеке. Сейчас уж и не уверена. Может, и на шее. В общем, в нее я и влюбилась. Он стал властителем моих дум.

Мы ходили гулять в его двор и маниакально качались на качелях под его окнами. Мы гоняли на велосипедах, чтобы непременно где-то пересечься. Мы ходили на перемене к подругам в его класс, чтобы тайком посмотреть на предмет обожания. Говорю мы, потому что сколотить команду поддержки мне было нетрудно, а одна бы я не осмелилась. В общем, ходили мы все время толпой, как минимум вдвоем или втроем.

Это было удивительное время, когда взгляда или улыбки от предмета обожания было достаточно, чтобы чувствовать себя счастливой. Длилась эта история лет пять. Она не мешала кратковременным увлечениям другими персонажами. Это было очень светлое чувство, которое сейчас вспоминается с улыбкой, хотя, тогда, наверное, мне казалось, что я страдаю от неразделенной любви. Была ли это любовь? И было ли это страдание?