Ольга Козырева - Прошедшее время
Сегодня была его очередь работать истопником. Его «революционное высочество», штатный кочегар, изволили бастовать вторую неделю. По согласованию с доктором Молотковым подпоручик Иванов среди прочих более или менее оправившихся от ран по три часа в день два-три раза в неделю заступал на вахту.
Работа была несложная, размеренная. Можно было подладить и больное плечо, и слабо развитую руку. Кроме того, доктор Молотков считал, что подобная трудотерапия помогает быстрее восстановиться. И действительно, после равномерной физической нагрузки Алексей уже начинал ощущать не измождённость, а лёгкую усталость. Чувствовал, как плечи и руки наливаются силой.
Каждые пятнадцать-двадцать минут выходил «на волю» подышать, дабы не нагружать сердце и частые выстрелы на улице услышал, видимо, одним из первых в госпитале.
– Что там? – крикнул он вечно перекуривающим во дворе санитарам. Те пожали плечами и продолжили порывисто затягиваться самокрутками с дурно пахнущим, будто плесневелым, табаком. Алексей прислушался. Выстрелы и шум увеличивались.
Он вернулся в кочегарку, открыл длинным багром топку и подбросил ещё несколько лопат угля. Закрыл дверцу, накинул на плечи разноцветный от грязи и пятен, воняющий пролитой сивухой и застарелым потом ватник и пошёл к приоткрытым воротам за сараем, опираясь на длинную толстую палку с крюком на конце. Для чего, собственно, был нужен истопнику багор, Алексей не знал, но сам использовал для открывания и закрывания топки. Не так жарко и меньше усилий.
Быстро темнело, периодически слышались стрельба и какой-то нехороший, давящий на голову гул. У подпоручика даже зубы разболелись, как когда-то в детстве, весной, когда Лиза и Аня взяли его с собой, посмотреть, как вздымается река Вятка и начинается ледоход. Маленькому Алёше этот треск и стон реки тогда совсем не понравились, и он не понял, почему все так радуются. Разве так должна начинаться весна?
– Уйди от ворот, дубина, пристрелят ненароком! – крикнул кто-то из санитаров, остальные загоготали, словно удачной шутке.
Алексей обернулся. Сгорбленный, с крюком в руке, в длинном широком ватнике на плечах, он в данную минуту менее всего подходил под человеческий облик. Представил себе, как выглядит со стороны, засмеялся, сверкнув зубами.
– О, Господи! – перекрестились два санитара, третий, уже закончивший перекур, сплюнул и побежал в здание бывшей гимназии.
Позже, в палате, Алексей получил от Юрьева самые исчерпывающие сведения – произошёл революционный переворот. Большевики во главе с Троцким и объявившимся «немецким шпионом» Лениным захватили в городе власть.
– По-моему, – воскликнул Василий, нервно теребя газету, – они захватили в городе всё.
Заступившие на дежурство доктора рассказывали, каждый по-своему, о виденных событиях. Временное правительство пытается сопротивляться, мосты над Невой то разведут, чтобы отрезать рабочие окраины, то, при помощи большевистских отрядов, засевших в центре, опять сведут. Много стреляют. Жители попрятались. Вокзалы, типографии захвачены уже все. Кажется, захвачен Мариинский дворец, а также штаб Петроградского округа, Морское министерство. Казачьи полки заявляют о неподчинении Временному правительству, часть которого, вместе с несколькими министрами, вытащенными из собственных квартир, доставлена в Петропавловскую крепость.
Кто-то, побывав на улице, сорвал со стены и принёс листок с речью Ульянова-Ленина, выступившего на заседании большевистского Петроградского совета. Текст в коридоре зачитывала молоденькая медсестричка в кругленьких очках. Иванов и Юрьев, лежа на кроватях, сквозь открытую дверь слушали её пронзительный срывающийся голос:
– «Двадцать пятого октября совершилось бескровное свержение реакционного Временного правительства и захват власти военно-революционным комитетом совета рабочих и солдатских депутатов. Заняты все учреждения, министры арестованы или попрятались».