← К описанию

Елена Бодрова - Продавец счастья. Магия кинематографа, или Новые приключения Ское

Небо висело свежевыстиранной простыней. Серые блестящие ручьи вымывали асфальт, весело несясь с горки вниз, поближе к степенной реке Урал, но упирались в площадь, распадаясь там на множество струек, в конце концов впадающих в строгие неподвижные лужи.

«Будто небо постирали, а грязную воду выплеснули на наш город, – думал Ское, перешагивая мутный ручеек. – Ну и хорошо. Небосвод чистый и ровный теперь, как глаженая рубашка».

Розовые головки тюльпанов были обращены к лужам, смотрели на них во все лепестки – никогда не видели луж. Ское уже подходил к школе. Из-за простыни выглянул солнечный луч, подсветив путь к рыжей двери – сюда!

«Знаю, что сюда», – подумал с улыбкой мальчик и взялся за ручку тяжелой двери.

Внутри все как обычно, как в любой день. Ское, плотнее обхватив пальцами букет, поднимался по лестнице мимо снующих маленьких и не очень школьников. Кто-то оборачивался на мальчика с тюльпанами, кто-то, не замечая, проходил мимо, а он все шел, вверх и вверх, на третий этаж, в восемнадцатый кабинет.

В дверь кабинета входили и выходили ребята лет двенадцати-тринадцати, а за учительским столом сидела женщина, уперев взгляд в окно, по подоконнику которого снаружи стучали капли, прилетевшие с крыши. Перед ней на столе призывно раскинулся журнал, но сейчас он ее не волновал.

– Инна Викторовна! – обратился Ское к женщине, которая была классным руководителем его класса. – Поздравляю вас с Восьмым марта!

Женщина повернула к нему лицо, и оно еще долю секунды удерживало то выражение, с которым смотришь на падающие первые весенние капли, но вмиг сменилось официозно-радостным, подобающим случаю, выражением.

– Спасибо, Ское! – она приняла букет, поднесла его к лицу. – А какой аромат! – и поставила в вазу, где уже было несколько красных роз, смотрящих в разные стороны. Капли за окном отстукивали бойкий ритм. Инна Викторовна взглянула на мальчика. – Для учителя Восьмое марта – это седьмое марта, – с улыбкой сказала она. – Или девятое. Как повезет.

Ское улыбнулся. На коричневой доске было написано «С 8 Марта!», а на двери висел плакат на ту же тему, специально нарисованный учениками к празднику.

Ника поднесла ключ к замочной скважине и вдруг заметила его. Тюльпан, приклеенный скотчем к двери. Розовые лепестки прижимались к обивке. Девочка отлепила скотч.

На лестнице, ведущей с третьего этажа на второй, ее, этаж, лежали блеклые известковые следы, пропадающие у самой двери Никиной квартиры. «Известковый человек спустился с верхнего этажа, чтобы пришпилить тюльпан к двери и тут же исчезнуть. Так решил бы Ское, – подумала Ника с улыбкой. – А если серьезно, от кого это?» Девочка вставила ключ в замочную скважину.

На подоконнике в полулитровой банке она поместила цветок, а сама села на стул рядом. Ника посмотрела в окно. Белый свет заполнял комнату яркими квадратами, а капель падала будто прямо в бутон, а затем словно стекала по стеблю и заполняла собой банку. Так казалось Нике с ее угла обзора, но стоило сдвинуться на каких-нибудь несколько сантиметров, и волшебную картинку сменяла реалистичная, будничная: капля падает за окном, шлепаясь о внешний подоконник и разлетаясь мелкими брызгами, а через стекло от нее нетронутым стоит цветок. И они друг с другом даже не знакомы.

– Вадим, спасибо тебе большое! Они прекрасны. Белые тюльпаны, именно такие, как я люблю. Не думала, что ты помнишь об этом.

– С Восьмым марта, мама.

Прогуливаясь по журчащим улицам, Ское любовался отблесками, брошенными солнцем в лужи. Вместе с отблесками в лужах плавали окурки и бумажки, брошенные людьми.

«Каждый делится, чем может, – размышлял мальчик. – Солнце – светом, люди – мусором. Был бы у меня бумажный кораблик…» – думал он мечтательно, глядя, как ручеек весело несет вниз по дороге очередной окурок.

Ское шел по улице Менделеева. Автомобили здесь проезжали редко, деревья стояли тихим рядком вдоль пешеходной дорожки, а с другой ее стороны громоздились дома, по большей части желтого цвета, построенные очень давно, поэтому невысокие. Ское нравилась эта улица, она позволяла размышлять и любоваться мимолетной красотой. Позволяла слышать птиц: здесь их не заглушали другие, более громкие и беспринципные, звуки.

Следующая страница