Елена Асатурова - Призраки затонувшего города

Сентиментальный детектив Елены Асатуровой

© Асатурова Е., текст, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

В 1935 году в СССР при реализации плана ГОЭРЛО и строительстве крупных водохранилищ, таких как Куйбышевское, Рыбинское, Волгоградское, Цимлянское, Камское, Саратовское, произошло самое масштабное затопление городов и деревень. Некоторые были затоплены полностью, некоторые частично, а иные отстроены заново.

Прототипом для романа был выбран город Молога, который находится сейчас на дне Рыбинского водохранилища. Первые сообщения о Мологе относятся к XII веку, она – ровесница Москвы. Нареченный «Русской Атлантидой», процветающий уездный город, в котором проживало пять тысяч человек, насчитывалось 900 домов, три библиотеки, девять учебных заведений, несколько заводов, работали почта, телеграф, банк, больница, аптека и кинематограф, подвергся полному уничтожению. Каменные дома и соборы взрывали, расчищая место под водохранилище. Есть версия, что вместе с городом утонуло 294 местных жителя, отказавшихся оставлять свои дома. Вместе с Мологой под воду ушло еще 600 сел и деревень.

В период с 1941 по 1946 год водами Рыбинского водохранилища был затоплен и Леушинский Иоанно-Предтеченский женский монастырь, история которого также была использована при написании этой книги.

Некоторые названия и имена были изменены, так как большая часть романа является художественным вымыслом.

Окрестности Рыбнинска

Октябрь 1935 года

В монастырской келье было темно, лишь свет лампадки, горящей перед единственной иконой, отбрасывал блики на каменные стены и коленопреклоненную фигуру. Игуменья [1] Параскева раз за разом читала молитву, обращая свое бледное, исхудавшее лицо к образу Божьей Матери. Она сама тщательно следила за соблюдением непрерывного – неусыпающего – чтения акафиста Богородице, учрежденного почти сорок лет назад первой настоятельницей монастыря. Тогда юная послушница мечтала, что однажды и ей выпадет счастье войти в эту особую келью. Денно и нощно сестры, сменяя друг друга, молились перед чудотворной иконой, которая покидала свое место лишь раз в году, в сентябре, когда отмечалось Рождество Богородицы и Приснодевы Марии. В течение шести дней она выставлялась в главном храме монастыря, чему предшествовал крестный ход, возглавляемый игуменьей. Но сейчас насельницы с трудом бы узнали свою строгую матушку Параскеву в этой встревоженной и даже растерянной женщине, шепчущей пересохшими губами слова молитвы. Всегда холодные, цепкие серые глаза блестели от подступивших слез, которые она быстро промокнула краем апостольника [2], услышав тихий стук в дверь кельи.

– Входи, сестра Феоктиста, – игуменья чуть повысила голос, проворно поднимаясь с колен, и встретила вошедшую монахиню в своем привычном обличье – с прямой спиной, приподнятым подбородком и сомкнутыми в тонкую ниточку губами.

– Матушка Параскева, вы велели мне зайти ровно в девять, чтобы продолжить чтение… – начала было монахиня, но игуменья прервала ее объяснения:

– Я ждала тебя, сестра Феоктиста. Прикрой дверь в келью и присядь. – Она указала на деревянную лавку, стоящую вдоль стены, и сама опустилась на нее, сдерживая тяжелый вздох, готовый вырваться из груди. Перебирая четки, сплетенные из черной шерсти, игуменья собиралась с мыслями, чтобы начать непростой разговор.