Антонина Глушко - Приморская элегия

Санька сгоряча вскочил на ноги, мотая головой, словно лошадь на водопое, но тут же снова грохнулся на землю. Однако сознание не покинуло его, несмотря на полученный удар от сильнейшего взрыва. Тот ноющий звук «Тью – у – у – у» он не только услышал, а даже, как ему показалось, увидел. За два года войны хорошо научился различать все звуки смерти. На этот раз прилетела мина, коварнейшая из смертей, настигающая бойца в самых неожиданных местах.

Он догадался, его сильно контузило. И тут же обожгла тревожная мысль: где Артур, ведь они были рядом? Санька с трудом приподнялся на колени, стал судорожно разгребать землю вокруг себя, надеясь обнаружить своего друга. Вдруг рядом с его руками появились грубые чужие ботинки. От неожиданности он свалился набок. Поднял глаза и увидел перед собой трех немецких солдат. Один из них ткнул его автоматом в спину, и что-то сказал, по-видимому, приказывая встать.

Опираясь на руки, Санька с трудом приподнялся и, оглядевшись, понял, фланг их полностью разбит, немцы сгоняют пленных, а раненых пристреливают тут же на месте. Немец снова ткнул его автоматом, знаками показывая идти к кучке солдат, сбившихся под присмотром таких же вооруженных фрицев, как и его конвоиры.

Спотыкаясь, он поплелся навстречу своей тяжкой судьбе. У высокого рыхлого от взрыва мины холма, несчастный вдруг заметил, торчащие из земли ботинки со знакомыми подошвами.

Совсем недавно они с Артуром упросили сапожника, солдата из соседней роты за пачку сигарет подбить подошвы у прохудившихся ботинок. Тот обувку починил, но набойки сделал из красного немецкого каучукового материала, который фрицы использовали для упаковки оборудования, требующего осторожной транспортировки.

Не обращая внимания на немцев, Санька грохнулся на колени, и принялся судорожно разгребать землю, высвобождая засыпанного товарища.

– Сейчас, Артур, сейчас я тебя откопаю, потерпи, немного! – с трудом ворочая языком, хрипел он на родном языке друга, совершенно не слыша своего голоса.

Тот лежал лицом уткнувшись в землю, не ясно было, жив ли он вообще. Перевернув товарища на спину, Санька ухом приник к его груди. Сердце слабо, но билось. От счастья он даже заплакал, размазывая по лицу грязные слезы. Немцы с интересом наблюдали, как смертельно пришибленный солдат, на подгибающихся ногах пытается приподнять бесчувственного товарища на плечи.

– Австралиец? – спросил один из конвоиров контуженного, но тот молчал, бессмысленно уставившись на немцев. Фрицы о чем-то полопотали между собой, по-видимому, поняли, что солдата контузило, и он их не слышит.

Они указали Саньке в сторону небольшой кучки солдат, расположившейся невдалеке под охраной всего одного немца. Некоторые из пленных сидели, некоторые лежали, но самое удивительное – сам охранник сидел рядом с одним из пленных и о чем-то мирно с ним беседовал.

Однако этого Санька ничего не видел. На последнем издыхании доковылял он до маленького лагеря, и стал бережно спускать Артура с плеча. К нему тут же кинулись несколько пленных, помогая уложить раненого на землю. Один из них расстегнул ворот гимнастерки Артура, приподнял ему голову и поднес к запекшимся губам флягу с водой. Вода покатилась по грязной щеке бойца, губы дрогнули и, несколько капель живительной влаги были судорожно проглочены.

Сам Санька без сил валялся на земле тут же рядом, понимая, что ему самому нужно было напоить беспомощного товарища водой, однако на это не было ни сил, ни возможности пошевелить рукой. Единственное на что его хватило: мысленно поблагодарить солдат.

Перевалившись на бок, опираясь на обе руки Санька заставил себя приподняться и сесть. Огляделся, посмотрел на товарищей по несчастью и только сейчас понял, что находится среди австралийских пленных. Немцы его приняли за австралийца, когда он на языке друга звал Артура, выкапывая того из-под земли.

Теперь Саньке было все безразлично. Главное дотащил дорогого своего человека до тех, которые не бросят его, помогут выжить, о себе он не думал вообще.