Лора Лиске - Приговоренная

Я вышла из вагона электрички, придерживая руками тяжелую спортивную сумку. Вот она, родная деревня. И жизнь в ней все такая же тихая, неторопливая и одновременно насыщенная. Чистый воздух, далекое кудахтанье кур и лай собак - все это теплым воспоминанием отозвалось в душе. Я подошла к маленькой каморке, где сидел старик, Петр Иваныч, который уже больше двадцати лет работал охранником на станции, и приветливо помахала ему рукой.— Привет, Настена, — улыбнулся он. — Как выросла, похорошела! Небось первая красавица в институте?— А то! — засмеялась я. — Петр Иваныч, как поживаете?— О, сейчас я тебе все расскажу. Коротко и по делу, — Петр Иваныч вышел из каморки и закурил сигарету: — Анька, внучка моя, вышла замуж за Максима. Пастухом у нас работает, конопатый и картавит маленько. Помнишь его? Я кивнула. Да, знаю его, в одной школе учились. В одной параллели. Петр Иваныч продолжил: — Люба, невестка моя, сбежала к любовнику своему. Москвич он, видите ли, а сын мой Дима - простой тракторист, ей вдруг стал неинтересен. Ну, и черт с ней. Если уж так охота жизни другой попробовать, то пусть пробует! Баба Маша твоя что-то болеть стала. Похудела, побледнела, лицо осунулось. Ты уж присмотри за ней, да врачу покажи. Вдруг что серьезное. А может, и просто тоскует она по тебе, оттого и нездорова. — Заболела? — забеспокоилась я. — Мы каждый день созванивались, но она не рассказывала об этом. Петр Иваныч, тогда я пойду, не буду задерживаться.— Иди, иди. Только вот… — он подошел поближе и тихо сказал: — В лес не ходи пока. Неделю назад наша Тимофеевна в лес ушла за терном и не вернулась. Всей деревней ее искали. Нашли. По запаху. Были здесь и районные следаки, и охотники, да только не нашли они зверей, которые ее до костей обглодали. Я им сразу говорил, что надо искать среди людей. Ну, не водятся у нас волки, откуда им тут взяться? А знаешь, что самое странное? То, что растерзали ее так, что ни кусочка тела не осталось! Кости, и кровь кругом. А я уж за свою жизнь повидал, как собаки сворой кур рвут. Клочья повсюду летят! Но меня никто слушать не стал, отмахнулись, — Петр Иваныч закончил и заметил, что я напугана. Не было мурашек по коже, не пробегала дрожь по телу. Мне стало страшно до чертиков. Захотелось обернуться, убедиться, что не притаился за спиной зверь. — Ты беги, Настена. И береги себя, — поторопил меня Петр Иваныч и я через силу улыбнулась, прощаясь. Уже уходя, не удержалась - обернулась. Не было зверя, все та же тишь, что и всегда. Петр Иваныч вернулся в каморку и занялся сканвордами, а я ускорилась, желая поскорее оказаться в бабушкиных объятиях. Шла по дороге, ловко обходя коровьи сухие лепешки, которыми была усеяна пыльная обочина. Зловещие слова Петра Иваныча не выходили из головы и зарождали тревогу. Я хорошо знала Тимофеевну. Она была единственной медсестрой в деревне и не раз приходила в дом бабушки. Тихая, неприметная женщина с добрым сердцем. И уколы ставила легко, без боли. Петр Иваныч прав, не водились волки в нашей местности. Ну, невозможно это! Здесь полно пастбищ, есть негустой лес, озера. Будь тут волки, пастухи давно бы забили тревогу. Кто же убил Тимофеевну? Человек? Издалека показались зеленые металлические ворота, украшенные сверху белыми коваными завитками с облупившейся на них краской. Я подошла к ним и опустила сумку на траву. — Ба! Ба! Я приехала! — закричала, толкая калитку вперед. Неприятная тишина в ответ. Острое ощущение, что что-то не так, заставило меня нахмуриться и пристально всмотреться вглубь двора. Будь бабушка в доме, то непременно бы вышла встретить. Она ведь знает точное время прибытия поезда. Я прошла по двору и остановилась возле дома. И тут меня осенило. А где Лучик? Уж он бы точно не стал сдерживать радостный лай. И тишина эта, странная, пугающая. Будка, в которой жил Лучик, стояла за домом. Я подошла ближе, с тяжелым сердцем ожидая увидеть, что она пуста. И истошно завизжала, пятясь назад. Деревянные доски покрывала засохшая кровь. Неестественно вывернутая мохнатая голова Лучика свисала с крыши будки, устремив стеклянные глаза на меня. Возле ошейника из-под вспоротой шкуры торчали оголенные шейные позвонки. Вокруг мертвого пса роились мухи.