Утро было не то, чтобы доброе. Оно было… насмешливое.
Солнце светило под странным углом, как будто нарочно подсвечивая недосып. Воздух пах травой, дымком и вчерашними решениями. Кто-то (скорее всего, Мик) храпел под пледом, как дракон, охраняющий залежи немытой посуды.
– Поднимайся, Хранитель Котелка, – буркнул Элрик, подходя к костру.
– Я не сплю, я медитирую, – отозвался Мик, даже не открывая глаз. – Глубинная защита лагеря. Изнутри.
– Внутри чего?
– Внутри спального мешка. Это продвинутая техника.
Тем временем Элеа тихо сидела у костра, разглядывая огонь, будто надеялась, что тот ответит на её молчаливые вопросы. Лорен методично расчёсывала волосы и строила ментальный план по организации хаоса. Варн, как обычно, где-то был, незримо присутствуя.
А Риан… Риан стоял на границе лагеря, лицом к лугу, и слушал.
Он не знал, когда именно всё изменилось. Это было не событие, а накапливающийся выбор. Сначала он просто смотрел. Потом – начал видеть. Потом чувствовать. А теперь… теперь он знал, что если не скажет правду, исчезнет. Не физически. А внутри. Он раскрылся не потому, что рассчитывал на понимание. А потому что тишина стала тяжелее любых последствий. Он хотел остаться. Не как наблюдатель. Он стал тем, кем не мог бы стать без них.
Элрик смотрел на него – не с опаской, скорее с внутренним узнаванием. Как будто видел того, кем сам мог бы стать, если бы не выбрал дружбу. Лорен уловила это движение глаз, но ничего не сказала. Она чувствовала: Риан – не ложь, но и не удобная правда. Элеа глянула на него украдкой – и тут же отвела взгляд. В ней боролись прощение и осторожность. Мик почесал подбородок, прищурился и прошептал: «Он всё ещё странный. Но если это его форма заботы – пусть будет так.»
– Он что, ловит сигналы? – спросил Мик, всё-таки выбравшись из мешка. – Или опять телепатит со своим внутренним «я»?