Лина Вальх - Повешенный

Июль, 2012

Стоя по локоть в крови раскалённой июльской ночью, Уильям Белл впервые задумался о том, как он докатился до такой жизни.

Он едва чувствовал ноги, выползая из операционной и позволяя медсёстрам снять с себя душный костюм. Кондиционер вырубился еще в начале операции: несколько раз надрывно прогудел, разогнался, как самолёт, и навеки замолк, оставляя комнату утопать в набежавшей за день жаре. Даже сердце лениво перекатывалось в грудной клетке пациента, никак не запускаясь после нескольких сильных объятий ладони Уильяма и попыток поджарить его дефибриллятором. Упрямый скользкий орган вырывался и протяжным писком кардиомонитора выражал все своё недовольство. Пока Уиллу окончательно это не надоело спустя полчаса усилий.

Оставалось всего лишь двенадцать часов до долгожданных выходных.

Часы в ординаторской негромко трещали секундной стрелкой, а третья чашка кофе плескалась в пустом желудке. Сон стоял за спиной Уилла и дышал на ухо, и даже заполнение карточек пациентов не могло отпугнуть набегающую дрёму. Глаза чесались от недосыпа, и поднимать веки для продолжения работы было сродни подвигу. Уильям Белл не спал уже восемнадцать часов, балансируя на грани нервного срыва и крепкого бессознательного сна, из которого его пришлось бы выводить ударами по лицу и обещаниями лишить премии.

Четырёхчасовой сон был лишь иллюзией отдыха, но Уилл все время твердил себе, что раз Наполеон смог, то и у него получится. Разница была лишь в том, что Наполеон делал это по своей воле, а Уилл вынужденно тратил драгоценные часы на просмотр медицинских документов и справочников, пытаясь успеть за шагающей по пять ярдов в минуту наукой. Он жадно хватал всё новые знания, чувствуя, как память постепенно рассыпается струйками песка. Если же он не работал, то бездумно переключал каналы, останавливаясь на фильмах о жизни животных или мелодрамах для подростков.

– Доктор Белл… Доктор Белл!

Знакомый голос пробился сквозь туман сознания со щелчком замка. Стул опасно скрипнул под Уильямом, когда мужчина подскочил, раскидывая вокруг небрежно исписанные листы бумаги – медсестры всё время жаловались на почерк, но ему было слишком лень над ним работать. Уилл несколько раз медленно моргнул, потёр ладонями глаза и обвёл рассеянным взглядом комнату, зажмурившись, когда свет из коридора ворвался в тёмное помещение. В дверном проёме возникла сияющая электрическим нимбом голова медсестры Эбигейл Смит.

– Доктор Белл, пациентка в четвертой палате. Восемьдесят восемь лет. Перелом шейки бедра, диабет и повышенное давление. Полгода назад перенесла инфаркт. Боится оставаться одна и жалуется, что в палате нет телевизора.

Слишком много информации для сонного мозга Уильяма. Возможно, диабет был как-то связан с телевизором, потому что согласно последним исследованиям, малоподвижный образ жизни сильно сказывался на здоровье пациентов и приводил к… Уильям мотнул головой и нахмурился. Большего бреда он в жизни не прокручивал в голове, если только не считать тот случай, когда ему доказывали существование Рая и Ада и утверждали, что бог является объектом изучения квантовой физики.

Пейджер несколько раз пискнул. Уилл зевнул и бросил взгляд на наручные часы.

– Что ж, – тяжелый вздох и еще один зевок, – у нас бывали и более сложные пациенты.

– Думаете, справитесь?

– Я в этом уверен.

Уилл ни в чем не был уверен.

А собрать разлетевшиеся листы бумаги оказалось намного проще, чем себя.

Мир вокруг него качался, и Уилл чувствовал себя флагом в ветренный день. Ноги с силой топали по полу, и каждый шаг отдавался в голове. Он сквозь силу держал глаза открытыми, снова тёр их и широко зевал, надеясь, что никто не обратит на него слишком пристального внимания. Казалось, опусти он сейчас хоть на секунду веки, и мир тут же погрузится во тьму, выбраться из которой не будет никакой возможности.

Глаза слезились от яркого света. Коридор был бесконечно длинным и шумным, а хлопающие двери порывами ветра хлестали Уилла по щекам, приводя в чувство.