Светлана Дотц - Потеряевские каникулы

Прибытие

Мама везёт меня к бабушке. Как только начинаются летние каникулы, она говорит: «Отвезу нашу Василису премудрую к маме, пусть воздухом чистым подышит». Весьма поднадоевший, но обязательный ежегодный вояж. В помощь моим лёгким и единственной бабушке.

Кстати, своим именем я обязана как раз бабушке. А то, что в школе меня с первого класса зовут Васей, ни её, ни родителей не волнует. (Впрочем, я тоже смирилась с этим где-то к концу начальной школы.) Определения же к моему имени зависят от родительского настроения. Бываю «прекрасной», «несчастной», «упрямой» и так далее.

Доехать я и сама могла бы, ничего трудного. На поезде от Москвы до станции Вековка без единой пересадки. А там пешком или на попутке по лесной дороге до самой деревни. Ну, часа три с вещами, если пешком. Зато какая красота кругом! Леса! Леса!

Но именно за эту дорогу через лес родители всегда волнуются. Поэтому мама и сопровождает меня к бабушке.

На станции мы единственные прибывшие пассажиры. Зато отъезжающих и провожающих человек пятнадцать. «Подождём, – говорит мама, – может, с кем-нибудь по дороге будет». Нам везёт, один из провожающих, мужчина лет сорока, едет в Мартыновку, которая примерно на полпути к нашей деревне. Мужчина разговорчив, и уже через пару минут мама и я в курсе семейных проблем, приведших его на станцию.

Попутчик кладёт наши вещи в багажник старенького «москвича», и мы трогаемся в путь. Проехав с километр по единственной асфальтовой дороге, сворачиваем на лесную грунтовку. Её ещё называют «дорогой пяти деревень». В каждую деревню зазывает свой особенный указатель, установленный на обочине, и менее накатанная дорога. Насчёт особенных указателей я не преувеличиваю. Деревенские умельцы, стараясь перещеголять друг друга, создали настоящие «шедевры» из дерева. Конечно, было это давным-давно, но почти все указатели сохранились. Самих же деревень с дороги не видно, они прячутся в лесу.

– Так вы в Ульяновку? – спрашивает мужчина, когда мы проезжаем первый указатель в виде сидящего на задних лапах медведя с большим, украшенным резьбой плоским кругом, на котором вырезана весёлая надпись «Коржики».

Мартыновка следующая, но нам, увы, надо дальше.

– До конца, – говорит мама. – Может быть, подвезёте?

– Куда? В Потеряшку? Ну, нет уж. Нет. До Ульяновки – так и быть – подкину, а дальше, нет, – мотает головой водитель.

– Спасибо и на этом, – мама незаметно усмехается. – Хотя там от Ульяновки каких-то пять километров.

– Не скажите. Три раза туда ездил и всегда несколько часов по лесу петлял. Причём во всех трёх случаях по-разному. Потеряшка, она и есть Потеряшка.

– Потеряевка, – поправляет мама.

Я молчу. Всегда одно и то же: никто туда ехать не хочет, все теряются, до ночи петляют и часто деревню так и не находят. Ерунда какая-то. Зато местные или такие, как я, родственники, за полчаса от указателя до деревни добираются.

Проезжаем поворот на Мартыновку. Деревянный мужичок в длинной рубахе и лаптях играет на балалайке. Причём кисть его правой руки закреплена так, что при малейшем ветерке двигается вверх-вниз. Короче говоря, создаётся впечатление, что мужичок, действительно, играет. И стоит эта «народная скульптура» на большой надписи «Мартыновка».

Мужчина смотрит на маму и говорит:

– Не обижайтесь, конечно, но с вашей деревней дела нечистые. Это всё из-за бабки Вассы. Она, говорят, ведьмой была.

– Чепуху повторяете, – неодобрительно качает головой мама. – Травницей она была. Люди со всей области приезжали за помощью.

– Приезжали, как же. Доезжали вот только не все. Сколько таких по лесу искали, всё их нечистый вокруг деревни водил.

– Тех, кого нечистый водил, потом в милицию пересажали. Никакие они больные и не были, всё иконы по заброшенным деревням искали да воровали.

Мама замолкает, потом говорит укоризненно:

Следующая страница