Татьяна Калинина - Посейдон
“Слышишь ли ты, Посейдон, Колебатель Земли черновласый?! Если я сын твой, а ты мой отец, то не дай, чтоб достиг Родины милой своей Одиссей"
Гомер
"Будет недолго еще он с отчизною милой в разлуке, Если бы даже его хоть железные цепи держали"
Гомер
Глава. Арест
Ранним летним утром, когда зеленая листва растущих рядом кленов полностью скрыла вывеску овощной базы “Картюхино”, собственник Игорь Александрович Картюхин вошел в холл, расслабил жаркий галстук на лазоревом воротничке и нажал на хромированную кнопку лифта. За спиной послышались шаги и шорох. Картюхин неловко развернулся и увидел двоих в штатском:
– Игорь Александрович? – спросил один и, получив подтверждение, продолжил: “Мы к вам. Подполковник Локотков, пройдемте с нами.”
– Куда?! – ошарашено поглядел на обоих Картюхин.
– В комитет. У нас есть постановление на ваше задержание. Мы все поясним. Проходите…
Сотрудники базы, видевшие арест директора и как его вели через двор в машину следственного комитета, быстро разнесли весть, и к десяти утра работа встала – все обсуждали только это.
Пока шел допрос в комитете, дома у Картюхина творилось черти что.
Домой к Игорю Александровичу приехали восемь человек, которые выволакивали из шкафов одежду, разбирали рабочий стол и тумбочки, снимали с кондиционеров пластиковые короба. Искали золотые слитки, деньги и драгоценности. Не найдя почти ничего, они оставили обалдевших от неожиданности жену и дочь Картюхина в ужасном состоянии.
Лиза, подавшая матери корвалол, стирала мокрой тряпкой с паркета следы подсохшей грязи, которые неприятно хрустели под тапочками.
– Говорила я ему, поехали жить в Латвию. Говорила! А он мне – я белорус, я холод не люблю, у меня люди тут… Подойди, Лиза, мне совсем плохо, я задыхаюсь!
Лиза подошла к матери и села рядом с ней. Та нервно вложила свою руку в ее:
– Неси тонометр, померь пульс.
Девушка встала, кинула взгляд на тумбочку, где обычно лежал прибор, и будто заново вспомнила, что теперь все кувырком. Под белой норковой шубой, оказавшейся в пыли сдвинутого на бок шкафа, она увидела изгиб серой трубки, и взяла тонометр.
– Да, подними ты ее, видишь же, что не могу, а топчешь! Сколько деньжищ стоила… Ох, что будет! Что теперь будет?! – Лизавета Андреевна закрыла глаза и жертвенно вытянула вперед безжизненную руку. Зашумела машинка.
– Мама, пульс семьдесят шесть, все хорошо, – сказала Лиза, пока мать шипела в ответ на дискомфорт сдавливания руки.
Елизавета Андреевна, мать Лизы, выбрала имя девочке не случайно, не по романтическому порыву и не в ответ на уговоры заботливого мужа назвать девочку именем любимой женщины. Она всерьез считала, что имя приносит удачу, а в случае с Лизой – удачу женскую, и потому настояла на том, чтобы в доме были две Лизы – она и дочь.
Когда – то давно, еще в студенческие времена их с Картюхиным юности, случилась у них история. На одной из веселых рождественских вечеринок в доме культуры играли в слова, где парню надо было вытянуть из шапки имя вслепую. К имени нужно было быстро подобрать за 10 секунд 5 созвучных слов, и после этого парень мог поцеловать девушку. Если отказывала – девушка вытягивала мужские имена, а если не успел – то имя девушки снова оказывалось в общей шапке, а парень выбывал из игры.
Игорь Картюхин, тогда красивый белокурый студент, приезжавший на лекции на белой отцовской волге с водителем, был самым заветным женихом университета. Пока играли другие, Лиза молилась, чтобы она не выпала какому – нибудь захудалому прыщавому сокурснику из общежития.
Как дошла очередь до Картюхина, он весело вскочил, откинул от розового лица вихреватые пряди и сунул руку в шапку чуть не по локоть. Радостно развернув бумажку, он гаркнул – “Лиза! – и сразу залпом: антреприза, киса, каприза, экспертиза, сизо…”
И хотя Лиз в комнате было две, но конкретно Васильева Лиза, которая потом и стала женой Картюхина, вскочила с места, подошла к оптимистичному студенту и жарко поцеловала его в раскрытые розовые губы с моложавым пушком над губой, не стесняясь никого и ничего.