Александр Данковский - Понедельник не начинается

Подстаканник снова пополз по вытертому пластику к исцарапанному алюминиевому бортику столешницы. Колеса стучали неторопливо, поезд брал небольшой подъем, настраиваясь на штурм Уральского хребта. Я снова сдвинул недопитый чай в центр стола и уставился на пробегающий мимо ельник – матерый и мрачный, вестник приближающейся тайги. И снова спросил себя: и на кой черт я еду в эту Сибирь, вторые сутки трясусь один в пустом купе и собираюсь выручать людей, которых даже не могу назвать друзьями? Они уехали по своей воле – или все-таки не по своей? – не сказали, куда, щедро заплатили за работу, позволили взять кое-чего из барахла…

Последним уходил Игорь – парень чуть старше меня… Хотя какой парень – здоровенный толстый мужик, наделенный неслабым интеллектом и воистину ослиным упрямством. «Понимаешь, – сказал он мне тогда, – все, чем мы тут занимались – детский сад, штаны на лямках. Ни методики, ни теории, ни даже понимания того, кому и зачем это нужно. А тут, понимаешь, возможность мир перевернуть…».

До этого «переворачивать мир» отправился Володя – добрый, умный розовощекий «поросеночек», всегда спокойный и лучше всех умевший ладить с государственными органами. Самый молодой из нас и не получивший ни инженерного, ни физико-математического образования (то ли экономист, то ли вообще «общий менеджер») – и лучше всех разбиравшийся в компьютерах.

Ушла Элла – единственная барышня в нашем кругу.

Ушел Леша – черноглазый, быстрый, с примесью не то армянской, не то грузинской крови, прекрасный стилист и великолепный боец. Именно он был нашим инструктором-рукопашником, когда мы совместно решили, что нам таки надо изучить и этот аспект бытия (и бития).

Ушел Димка – смуглый, кудрявый («дитя свободной Африки», как называли его родственники – всё казаки со Ставрополья). Только с ним меня со студенческих времен связывало что-то вроде дружбы.

А первым бросил все и уехал Григорий Владимирович – наш шеф, отец-основатель и вдохновитель. В прошлом – доцент физфака, не ставший профессором только потому, что лень было писать докторскую. Отличный преподаватель и, говорят, талантливый ученый (судить не берусь, потому что занимался он совершенно зубодробительными вопросами мироздания). Студенты называли его Лорд Винтер – наверное, из-за странной фамилии Зимка. К слову, и внешность у него была какая-то зимняя – волосы пегие из-за неровной седины, словно припорошенные снегом камни; мощные длинные руки (дядя легко крутил стул за ножку), могучий бочкообразный торс и голос, словно из бочки, да еще с налеганием на «О»: «Где-то по большому счету ясно, что вам ничего не ясно». На первый взгляд, Лорд Винтер напоминал кроманьонца с картинки по истории древнего мира. Но за внушительными надбровными дугами прятался невероятно мощный интеллект: взять измором его на экзамене или зачете не удавалось никому: начав в девять утра, к восьмому часу вечера ГВ, казалось, без всякого напряга разбирал хитросплетения интегралов, векторов и прочих тензоров, не желая отпускать студентов с миром и тройкой. При всем при этом на факультете его любили.

Тот же интеллект подсказал ему бросить физику и заняться тем, ради чего мы все и собрались пару лет назад. Точнее, собрались они, а меня пригласили «за компанию».

Потому что занялись они магией. Если угодно, чародейством и волшебством. Да-да, именно «НИИЧаВо» пришло мне в голову, когда я впервые об этом услыхал. Услыхал все от того же Лорда Винтера, который меня и позвал. Оказалось, запомнил мою скромную персону еще во времена моего студенчества, хотя с тех пор минуло шесть лет, отыскал (наверное, в деканате) координаты и позвонил в один не слишком прекрасный вечер. Не слишком прекрасный – потому что тогда у меня на пятках висели милиция с армией, желавшей упечь вашего покорного слугу на два года охранять новую «нэзалэжную» родину непонятно от кого. Так что от стражей порядка я хоронился и у родителей не жил. В этот вечер только зашел проведать предков – и надо же, Григорий Владимирович меня вызвонил. И предложил заняться «кое-чем потусторонним, но интересным».