Джеймс Джойс - Поминки по Финнегану. Глава 4. Лев. Авторский перевод

Как лев, в нашей тигрортани^>1 помнит кувшинок^>2 своего Нила (забыть что-ль Арьюзу Арьюна^>3 или Бокхосу^>4 нóголок^>5 Марморозалей^>6 из Марменьерии^>7?), быть и може, тот веер зин с^>8 целыми неги ты винтик^>9 започтамптили что^>10 в наш брифингбюст^>11, осажденные же в своей поснили его стиль^>12 и единственно о тех лилилитках разоблачёртовых^>13 что погубили его, пропащим целую старость, и знали не что бдительные вероломы на его поминках, так скозлять. Фоой, фоой^>14, камермейсьес^>15! Зеепизупи, ларзенлядки^>15*! Зейнзейн, зейнзейн^>16! Быть и може, вы мост онс хастен^>17 самим те' деклареять это, что он переглазил? превидил? поля жары и рожь уржая где кукурузлатая Yсит? стыдилась и сияла^>17*. Быть и може, нам ежно разыскать ебейтье^>18 дверез^>19 нашего честнóго городишки курантов^>20 хотяб мы знали'то, что своей глубокозлящественной проницательностью (не было б хотение лишь добрым временем впустраченным), в рамках его патриархальных шаменок^>21, камнетесен над городом (Градёт! Градёт!) он чуя врага, корольбилли какого-то белоконного^>22 в Фингласной фабрике, молился, как сидел он на покаянном стуле, (мне могли б вы потрáвить пэрочкой всмятку глязиц!) в течении той три с чертовиной часа длящейся агонии молчания, ex profundis malorum^>23, и разродился с непритворным милосердством что его словощемливатель^>23* (один англе́ц до зубов который, неименованный Нахом из Гирахуша^>24, пошел б куда попало в сием плакучем мире на своем крапчатом пузе (рэб^>25 сей, коленопреползённый сей!) ради молока^>26, музыки и замужних миссус) мог бы, мерси провиденциальному щедряку что ненавидит рассудительностей прозорливость, распуститься в первую из знатных династий его потомков, черномырдных коннемаров^>27 не с загона, а старших детей его семейства, его самая донимающая из идей (при всем уважении к его дволкнадцати преоблатвёрдующим страстям^>28) бывая формирование, как в более благоприятных климах, где Мёдоусный Луг – гостерадушнен^>29 и встречает Гора Радости, истинно криминального стратума, Хамоновых кражвломщицких медвежайцев^>29*, тем самым наконец ликвидируя из всех классов и массов прямой производной декаузализацией^>30: sigarius (так!) vindicat urbes terrorum^>31 (такее^>32!): и вот так, короче говоря, послушание граждан собствует цве́танью елого^>33.

Ну худо^>1. Давайте оставим теории там и вернемся к здешней здесь. Ну слушайте. Этость худо снова. Тиковый гроб^>2, Пьюгласспанель-догнанный^>3, ногами на восток, был вручиться после, и постукивая около целья, материально осуществляя вопрос. И это, лежевечно, есть сей тингхолм. Любое число консервативных публичных тел, через некорое число избранных и прочих комитетов имеющих власть чтоб добавить к своему числу, пред голосованием за самих и самого себя, город, порт и гарнизон, должной и подходящей резолюцией, следуя судебнутому постановлению граундвета^>4, раз и навсегда прочь от интриганского существования, в качестве предоплаты, так что вы маатескиперы^>5 могли б тебе мигом скроить когти на ньювую пачку клердов^>6, сделали ему, пока тело его все еще упорствовалось, подарок в виде временной могилы в Мойелте^>7 по лучшему Лох Нейхскому^>8 образцу, тогда настолько востребанному среди островворогов как Айл ов Мэн сегодня среди озерофобов. Вахт евнух^>9! Было это в совершенно срыбном котелкерри^>10, после того как Фианны^>11 предводитель забрал свою горсть, обогащенный старинными лесами и дорогим грозным глублинном^>12 меж которых находились холмик и форели ручей, самотщесуетный своим ивняком и какой болта ивой с любым Уилтом или Уолтом^>13 что б выудил ее как Изаак делал щекотанию своего посоха и наблюдал б за ее водами ее глупышных вод у и там сейчас коричневый торфник ряблённый (пусть одеяло их слегка позолотит его дремилистую фигуру!) Ктодлявас приказал долго лежать, гневом Болога, словно первый окаянный Гун в русле своего иссиянего Дунаика.