← К описанию

Вера Маркова - Пока стоит земля

Habent sua fata libelli. Книги имеют свою судьбу. В издательство обратился неравнодушный к поэзии Веры Марковой читатель, превративший домашний архив поэта в первоначальную рукопись. Глубокий интерес к стихам Веры Марковой пробудило услышанное по радио чтение Аллой Демидовой ее переводов с японского.

Мы благодарим Лену Дмитриеву за деятельное участие в подготовке этой книги

Вера Маркова

Ольга Седакова

Имя Веры Николаевны Марковой (1907–1995) известно у нас прежде всего по переводам японской поэзии: именно в переложениях Веры Марковой русский читатель узнал и полюбил Басё, Исикава Такубоку, средневековую японскую поэзию, драму, прозу. В переводе Веры Марковой вышла и первая на русском языке книга стихов Эмили Дикинсон (1981). Это тоже было событие.

Но Вера Маркова – оригинальный поэт остается до сих пор почти неизвестной. Единственная опубликованная в 1992 году книга ее стихов – избранное из очень большого корпуса всего, что она писала в стол в течение тридцати лет, – прошла почти незамеченной.

Вера Маркова (по ее собственному признанию) писала, не думая о публикациях. Она их не хотела. Вероятно, не слишком многих она знакомила со своими стихами: в самиздатских списках этих стихов тоже не знали. Теперь перед читателем может открыться этот большой уединенный мир.

«В царской ложе…»

В царской ложе

Осенней рощи

Серых шинелей все больше, больше…

Ау, дичок – молчок,

Детство мое!

Хорошо ль тебе бегалось,

Высоко ль тебе прыгалось

По черепам, по черепкам,

По красным и золотым черепкам —

Сквозь сплюнутую с губы шелуху?

Представим себе, что это пишется в 1964 году – среди шумного праздника «эстрадной поэзии», когда все гудит яркими рифмами и злободневными эскападами Евтушенко и Вознесенского. Это совсем другой мир, совсем другой стих (верлибра русская поэзия в то время почти не знала), другая сосредоточенность, другой опыт. В этой осенней зарисовке не пейзаж, а история: шинели, знаменитое революционное лузганье семечек… Это о приближении трагического перелома истории (черепа, черепки). Предреволюционное детство. Стихи Веры Марковой пропитаны тем трагическим восприятием происходящего, которого молодые шестидесятники просто не знали. Она же знает, что было и могло бы быть на этом месте – что-то совсем другое.

«Я ненависть нянчила на руках…»

Я ненависть нянчила на руках.

Качала ее,

Пеленала ее…

Кормила

Презренным лицом

И шорохом крови.

А теперь она

Идет на меня, качая улицы,

В ногу, в ногу, в ногу,

И сквозь рупор

В упор:

…ый, ый, ый.

Прямые, сильные стихи. Решительный отказ от тропов и вообще от «поэтизмов». Вера Маркова, со студенческих лет имея дело с японской культурой, знает цену немногословия. (При этом о стилизации здесь речь идти не может.) Письмо Веры Марковой ближе современной ей европейской поэзии, чем тому, что в это время писали и читали ее современники. Я думаю, и нынешнему читателю это сдержанное письмо может показаться голым и суховатым. Он привык к другому. Я, признаюсь, от другого (от «лиризма», или «иронии», или «формальных игр») устала. Мне хочется правды – как в речи человека, который пишет, не думая, кто и как его прочтет. Так и писала Вера Маркова.

Последнее ее стихотворение, которое я здесь вспомню, позволяет представить, что она считала живым – и мертвым.

«Мертвое любит казаться живым…»

Мертвое любит казаться живым

Мышью под ноги старый лист

Облако шевелит ушами

И столько хруста в каждом суставе

Когда отворяет окна река

Живое хочет казаться мертвым

Белый валун одинокого лба

Осторожно безумная речь поэта

Вся утыканная сверху ветвями

Древних преданий сухих имен —

Воин прикинувшийся кустом

Бирнамский лес подползающий к замку

Осторожно безумная речь поэта. Такое запоминается навсегда.

Май 2022

Москва

Следующая страница