Михаил Соловьев - Поединок во тьме

Тусклый свет фонарика, закрепленного на голове, вырывал из кромешной тьмы воду, бегущую по скале вниз, и мокрые ступени лиственничной лестницы. «Сколько там еще? – всматривался в зияющую черноту человек, распластанный на высоте девятиэтажного дома. – И что потом?» Перед глазами еще стояла картина падения товарища в подземную реку: тело летело, судорожно хватая руками воздух, фонарь высвечивал несущийся подземный поток.

Действительность вернулась, смешивая краски. Руки замерзли. Вода многочисленных ручьев, стекающих в чрево заброшенной шахты, была холодной.

Очень хотелось есть.

Вечная сырость штолен и штреков и постоянно низкие температуры могли убить и более опытного человека, чем новичок, потерявший проводника и товарищей. Отчаяние захлестывало разум. Умирать не хотелось. Где-то там, наверху, шла другая жизнь, оставленная всего несколько дней назад.

Нужно было двигаться.

Свет диодных лампочек задрожал. Человек на лестнице замер и неожиданно уловил движение воздуха слева. Дуновение показалось на удивление теплым и принесло с собой осенний запах прелого листа. «Вентиляция!» Мужчина повернул голову в сторону открывшегося штрека. «Вентиляция или один из скрытых входов», – вспомнил он рассказы покойного проводника.

Рубчатая подошва башмака коснулась края скалы, смахнув с нее каменную крошку, и незадачливый путешественник шагнул в неизвестность.

Наследство – вещь неожиданная. Мало кто, получая привет из прошлого, не задумается о вечности и не переберет свою жизнь по косточкам.

Наследие может быть разным. Всех ситуаций не перечислишь, да и незачем.

Узнав, что в городе Слюдянка меня ожидает сундучок с документами, я озадачился. У каждого из нас есть места, куда возвращаешься независимо от собственных планов. Сильно напоминает камень ведьмы из сказки, где герои не могли от него далеко отойти.

Город Слюдянка, расположенный в самой южной точке Байкала, был для меня чем-то подобным. Побывав однажды, я снова и снова там оказываюсь.

Первые впечатления помню плохо.

Взрослые, затеявшие тот поход, загорали на пляже, а мы детской компанией в пионерских пилотках ловили туфлями в небольших озерах мальков и бросали камни в зеленые островки тины.

Потом были Кругобайкальская железная дорога и друзья студенческих лет. Их родители и уютная квартира на улице Слюдянских Красногвардейцев, где мы впервые побывали с женой, приглашая товарища на свадьбу. Похоже, что и старшая дочь получилась именно там. Ныне покойный дядя Толя по прозвищу Бульдозер, механик мраморного карьера, уложил нас, тогда неженатых, вместе. Жена его, директор школы Маркина Зоя Алексеевна, только глазом строго зыркнула, но промолчала и постелила нам на диване в большой комнате.

Потом были проводы братьев в армию. Встречи.

Омуль и пирожки тети Зои. Многочисленная родня. По сути, мы тоже стали родными, и первые смерти в этом маленьком сибирском городке с давней историей воспринимались с болью и горьким чувством утраты.

Я сидел дома рядом с телефонным аппаратом, а в голове еще звучал голос жены покойного главного геолога слюдянского рудоуправления Владимира Петровича Быкова.

– Миша, приезжайте в субботу на поминки, – сказала она, поздоровавшись. – Муж кое-что для вас оставил, но отдавать разрешил только на годовщине. Будьте на машине, сундучок немаленький. Архивы за сорок лет работы и какие-то разъяснения.

«Разъяснения… Неужели письмо? – обдумывал я услышанное. – Послание с темной стороны? Хотя почему с темной?» Владимир Петрович всегда был человеком светлым. Стоило вспомнить его приветливую улыбку, гостеприимный дом и уважение бывших подчиненных.

Сорок лет главным геологом – не шутка. Когда мы с ним знакомились, прошлый век готовился сдать вахту. Возраст геолога оказался почтенным – восемьдесят семь лет.

Нашему коллективу требовалась консультация по шахтным отвалам рудоуправления, и в командировку тогда отправили меня. Нужно было видеть, с какой лихостью этот сухой старичок бегал по слюдянским горкам вместе с такими же старичками-старателями. Я за ними еле поспевал.