Легитимный Легат - Под небом

– Ни любви мне не надо, ни мира. Сто лет под небом прошу, – Лея говорила быстро и громко, пока было можно.

Рони не скрывал презрительной ухмылки – на его веку попалось немало воробьев, что срывались с крыши, отмолившись и пять раз перед вылазкой. Вот только он был не простым воробьем, а из Рьяных. И потому никакие суеверия, смена погоды или сход звезд им не помешают. Их стайка забилась под дождевой короб, выглядывая добычу в соседнем квартале.

– Ни мира…

– Под небом…

Трое повторили воззвание Леи к Распорядителю – едва обросший усами Серж, высоченный лоб Даг и слишком взрослый для вылазок Ильяз. Тридцать семь – это уже нелетный сезон, как говорила Рони его сводница с небом – Жанет.

И слово свое, к чести, всегда держала. Рони был ее последним птенцом. Самым лучшим.

«После такого и к земле не страшно вернуться», – похвалила она его после налета на монетный двор. И более ее на крышах не видали.

Рони снова проверил оснастку – дернул ремни на поясе, поочередно оттянул трос из катушек, развел зубы клиньев. Топлива хватает, оба «крыла» не подведут, хоть вернее назвать их гарпунами. По крайней мере, так твердил старый инженер в Сан-Дениже. Ему отвечали строго и по делу: «Вот ты и бегай с гарпунами, охотник. А мы – воробьи. Мы летаем».

До пяти метров в длину – чем не полет? Лучшее подспорье против жандармов, если бы не шум мотора. На крыльях уходят, если дело оборачивается погоней. Тихому воробью свой век обеспечен…

– Рони! – зашипела на него Лея, почти растворившись в ночном мраке. Позади нее то ли трубами на черепице, то ли тенями замерла стая.

Вылазка началась.

«Горячая твоя кровь, искрой вспыхивает, – созналась Лея два года назад. – И не скажешь, что рожден на соседней земле, да в Рьяных не по крови».

Рони, как старший по званию, приценился к Гэтширу. Сегодня под их ногами, там, в переулке Беренг, собирают особый заказ: десять золотых печатей. Ручная работа, месяц чужих усилий, и уже завтра пошли бы они по морю на острова, в таком же золоченом ящике под семью замками… да только стая их заберет еще до рассвета, не поймав ни единого проклятья в спину.

Это похлеще, чем монетный двор.

И Рони откликнулся на зов улиц, не побоявшись – его свобода вдвое больше, чем у любого из пешеходов. Моряки глумились над сухопутными крысами, ремесленники – над палубной нищетой. Он же имел право презреть и тех, и других.

Крыши Гэтшира склонили головы перед воробьями. Ильяз гулял по ним бесшумно, но с нервозностью – лишнее движение плечом, окаменевшая шея, слишком широкий шаг. Лея порхала, словно колибри, а следом за ней маячил Серж. Не самый тихий из стаи, но самый надежный: щеки раздувает под тяжестью дел, а все равно управится с каждым.

У Рони – самый острый слух, мягкое крыло и чутье десятерых. Услышит каждую ворсинку на ткани, уведет погоню – да с хвоста сбросит, как пыль с плеча. Не найдется столько сил у Жанет, чтобы им каждый день гордиться.

Они поравнялись. Слева забормотал Серж, неожиданно явив себя и как любителя арифметики:

– Дюжин семь, грят, можно набарыжить. Это на каждого по…

– Схлопнись, – предостерег Ильяз. Без злости, но громче, чем говорил обычно.

Издали витая решетка дома Ремесел смотрелась дешевым частоколом. Особенно в этот час, когда и пьянчуги устали пить, да разлеглись вповалку. Рони сверился с образом в памяти – не изменилось ли чего, не перенесли ли ворота с последнего визита, не прибавилось ли соглядатаев. И так ли тускло мерцают лампы, как прежде: поставленные больше для вида, чем для охраны.

– Все тихо, – одним знаком сообщил он стае. Выпрямленные пальцы – что клинок вместо ладони. И указывают прямо на зазор между крышами, по которым они не раз «гуляли» внутрь забора и обратно. Парадная для воробьев: ни дворецкого, ни гостей для встречи не надо.

Хищная улыбочка Леи угадывалась и в полутьме.

***

В гостях воробьи вели себя, как дома. Рони откупорил окно на чердак, свесившись летучей мышью со ската крыши – только Ильяз его и придерживал. А до этого сделали-то всего один крюк, скрывшись от взгляда охранников. Даже псы, которых муштровали получше всякого сторожа, повели носами в воздухе, да не учуяли никого – так хорошо дурит нюх раствор Жанет.