Юрий Дмитриевич Ячейкин, Петр Иванович Поплавский - Под кодовым названием «Эдельвейс»

Мартина Бормана после полуночи вызвали на совещание к фюреру: должна была обсуждаться «Директива-45» о продолжении операции «Брауншвейг» – наступлении на Кавказ. Он был единственным, кто выглядел бодро и свежо по сравнению с Кейтелем, Йодлем, Гальдером и другими чинами генштаба. Минувшая ночь не очень сказалась на самом фюрере. Он обычно ложился под утро и спал до полудня. Сейчас он говорил, постукивая ребром ладони по громадному глобусу.

– Как я уже неоднократно подчеркивал, – произнес он громко, – кампания в России приближается к концу и открывает для нас блестящие перспективы. Поэтому все силы мы бросаем на юг с целью уничтожения противника восточнее Дона, захвата промышленных, нефтяных и сельскохозяйственных регионов Кубани, а также всего Кавказа. Без нефти бессильная Красная Армия обречена на гибель! Затем мы втягиваем в войну Турцию, наносим молниеносный удар по Ирану и Ираку, куда из Египта уже движется армия Роммеля, и выходим на границы колониальных владений Англии, где непосредственно вступаем в контакт с вооруженными силами Японии. Британская империя рухнет! Я уже сейчас вижу наш последующий победный марш по Америке!.. Войне – конец!

Гитлер обеими руками охватил глобус. Замолчал на миг, потом резко обернулся, сказав:

– Во время июльской кампании, которая длилась лишь три недели, огромные тактические задачи в целом выполнены. Только незначительным частям русских удалось избежать окружения и плена под Харьковом. Разбитые части стягиваются под Сталинград, который вопреки здравому смыслу русские, видимо, собираются защищать. Напрасно! В степной полосе ничто не остановит наши могучие танковые тараны.

Фюрер схватил длинную указку и оперся на нее, как на шпагу.

– Итак, приказываю: после уничтожения ослабленных группировок врага южнее Дона важнейшей задачей группы армий «А» является овладение всем Кавказом, в результате чего русские потеряют Черноморский флот. Как только наметится первый успех танковой армии Клейста на основном направлении Майкоп – Армавир, соединения 17-й армии плюс румынский горный корпус должны немедленно форсировать из Крыма Керченский пролив и молниеносно двигаться Черноморским побережьем вдоль железной дороги. Группировка из немецких альпийских и егерских дивизий должна быстро захватить незащищенные перевалы Большого Кавказа и стремительно выйти на соединение с крымскими частями в районе Сухуми, чтобы совместно гнать русских к турецкой границе, где в полной готовности ждут 26 отборных турецких дивизий. Одновременно танки и мотодивизии Клейста выходят в район Грозного, овладевают Военно-Осетинской и Военно-Грузинской дорогами. Конец кавказской операции – захват Баку. Группе армий «А» кроме румынского горного корпуса будет придан еще корпус итальянских альпинистов и словацкие моточасти. Для всех операций группы армий «А» кодовое название – «Эдельвейс». Степень секретности – совершенно секретно. Только для командования. Что же касается группы армий «Б», – продолжал фюрер, тыча в глобус указкой, – то она в сжатые сроки захватывает Сталинград, после чего поворачивает свои танки на Астрахань, парализуя всякое движение по Волге, чем и обеспечит плацдарм для наступления на Пантуркестан, который явится для нас легкой добычей и сам упадет к нашим ногам. Эта операция группы «Б» получает кодовое название «Фишрейер». Степень секретности – совершенно секретно. Только для командования. При разработке планов на основе моих указаний, а также при утверждении связанных с ними приказов и распоряжений требую сурово и неуклонно руководствоваться моим приказом от 12 июля о сохранении тайны.

Борман заметил, как усмешка тронула уголки губ Гиммлера, – не спесивая и самодовольная, а злорадная и презрительная. Однако было бы глупо принять ее как признак несогласия. Просто обер-интриган, несомненно, приберег для кого-то очередную пакость. «Кровавый Генрих» не проронил ни звука, и это больше насторожило Бормана. «Хочет что-то нашептать Гитлеру с глазу на глаз? – подумал Борман. – Если так, необходимо во что бы то ни стало остаться и после совещания… В какой же момент Генрих усмехнулся? Да, да, сразу же после слов фюрера о сохранении тайны».