Анюта Никонорова - По пути в вечность

Путешествие на пароме по Финскому Заливу обещало много впечатлений. Таня поняла это сразу же, как только ступила на борт белоснежного лайнера. Сердце, как бы в предчувствии некого чуда, то замирало в груди хрупкой девушки, то вдруг начинало сбиваться с ритма. В другое время это бы раздосадовало Таню – ведь она была музыкантом и счастливой обладательницей абсолютного слуха и ритма, но сейчас над её головой не унимался веселый щебет лучшей подруги Леры, которая весьма громко восторгалась происходящим. Лера в своей обычной манере, то буквально взвизгивала от восхищения, беря неимоверно высокие ноты, то нараспев начинала облекать свои чувства в слова, не оставляя шанса никому из окружающих вставить хоть слово. Она настолько гармонично сроднилась со скрипкой, на которой играла с пяти лет, что сама не заметила, как стала говорить в том же тембре, что и её инструмент. Но юная скрипачка никогда никому не надоедала, напротив – она была душой компании не только оркестра, но и всего курса, если не всей консерватории. И немногословной Тане всегда было комфортно рядом с подругой, потому что в их общении никогда не было пустых бессмысленных пауз, которые приходилось бы чем-то заполнять. Под бесконечный говор Леры, можно было спокойно погрузиться в свои мысли, на какой-то момент просто выпасть из беседы, но, возвращаясь, не потерять нити общения. Вот и сейчас, глядя на удаляющийся город, Таня думала о том, насколько влюбилась в это место всего за год. Санкт-Петербург сразу же покорил её, едва она шагнула со ступенек вокзала на Невский проспект – сердце северной Столицы. Но только сейчас, когда она разглядывала его издалека, с моря, она почувствовала как что-то мягкое и нежное шевельнулось в самых недрах её души. Стало жалко расставаться с полюбившимся городом, и девушка начала сама себя успокаивать, что это всего лишь на три дня…

– Боже! Танюха, гляди какая прелесть! – В очередной раз взвизгнула её подруга, смягчая букву «г» на украинский манер. Она указывала рукой на бурлящую воду, вырывающуюся из-под кормы лайнера, – там жидкий мармелад, ты только глянь на это!

Действительно, волны нежно-изумрудного цвета очень сильно напоминали детский мармелад «Яблочный».

– Да не кричи ты так, Лер. Сейчас нас с тобой капитан сбросит за борт или высадит на каком-нибудь необитаемом острове, точно тебе говорю.

Таня уже пару часов безуспешно пыталась призвать подругу понизить громкость своего музыкального голоса. Но Лера была в полном восторге от всего, что наблюдала вокруг себя, и явно не собиралась скрывать этого от окружающих. Как настоящая украинка по рождению, она имела колоритный голос, красками которого умело пользовалась в полной мере. Присутствующие на палубе пассажиры с нескрываемым любопытством поглядывали на подруг и почему-то улыбались.

Девушки и в самом деле обращали на себя внимание. Разница между ними сразу бросалась в глаза. Одна – маленькая, тоненькая, как тростинка, и изящная в манерах, а другая – пышная и сдобная, как булка, да бойкая на язык. И если у первой постоянно на щеках стыдливо вспыхивал румянец, и она прятала свои красивые темно-карие глаза под опущенными длинными ресницами, то у второй, напротив, на лице не было и тени смущения, а возбуждённый взор искрился.

В Тане чувствовались строгость и большая сдержанность, выдающие в ней человека, с детства напичканного правилами приличия. Ничто не выдавало её беспокойного мира, гнездившегося глубоко внутри, с которым она одна позволяла себе спорить, не соглашаться и даже ругаться. То были её мысли, жившие своей отдельной жизнью. Они с завидной регулярностью устраивали в голове девушки разборки, делая вид, что существуют сами по себе, и тогда Тане приходилось принимать меры. Она вступала с ними в переговоры и порой просто силой заставляла их притихнуть. Такие моменты на лице юной пианистки проявлялись лишь в том, как она по-детски хмурила брови. В остальном же, Таня всегда и всё держала под контролем.