Лорел Гамильтон - Пляска смерти

Стояла середина ноября. В это время дня мне полагалось бы быть на пробежке, а вместо того я сидела за столом у себя в кухне и вела беседу о мужчинах, сексе, вервольфах, вампирах и о том, чего почти все незамужние, но сексуально активные женщины боятся больше всего на свете, – о задержке месячных.

Вероника Симз – Ронни, частный детектив и моя лучшая подруга, – сидела напротив за моим столом на четверых, а этот стол стоял на приподнятом полу ниши возле эркера. Почти каждое утро я завтракала перед окном, откуда открывался вид на террасу и деревья. Сегодня вид не был особенно приятен, потому что очень уж у меня в голове было мерзко. Когда охватывает паника, оно всегда так.

– Ты уверена, что октябрь пропустила? Не могла просто обсчитаться? – спросила Ронни.

Я покачала головой и уткнулась глазами в кофейную чашку.

– Две недели уже задержка.

Она перегнулась через стол, погладила меня по руке.

– Две недели! Ты меня напугала. Две недели – это что угодно может быть, Анита. От стресса такое бывает, а видит Бог, стресса тебе последнее время хватало. – Она сжала мне руку. – Это дело серийного убийцы было как раз две недели назад. – Она стиснула мне руку сильнее. – То, что я читала в газетах и по телевизору видела, – это было страшно.

Много лет назад я перестала грузить Ронни всеми моими заботами – когда мои дела официального ликвидатора вампиров стали куда более кровавыми, чем ее дела частного детектива. Сейчас я стала федеральным маршалом – вместе с другими официальными охотниками на вампиров в США. То есть получила еще больше доступа к еще более кровавой каше. К таким вещам, о которых Ронни – да и любые мои подруги – не хотели бы знать. Я их понимаю. Я бы и сама предпочла не иметь в голове столько кошмаров. Нет, я не винила Ронни, но это значило, что кое-какими самыми страшными вещами я не могла с ней делиться. И сейчас я была рада, что мы сумели закончить долгий период взаимных обид как раз к моменту вот этого конкретного несчастья. О жутких сторонах моих служебных обязанностей я могла говорить кое с кем из мужчин моей жизни, но обсуждать с ними задержку месячных – ни за что. Это слишком сильно касалось кого-то из них.

Крепко стиснув мне руку, Ронни снова выпрямилась; серые глаза ее были полны сочувствия и – извинения. Она все еще чувствовала себя виноватой, что позволила своим проблемам насчет мужчин и постоянства испортить нашу дружбу. У нее был короткий, весьма неудачный брак еще до того, как мы познакомились, а сегодня она пришла плакать мне в жилетку насчет того, что съезжается со своим бойфрендом Луи Фейном – простите, доктором Луисом Фейном. Степень у него была по биологии, и сейчас он преподавал в Вашингтонском университете. Ну, еще он раз в месяц покрывался шерстью и был лейтенантом в местной родере – так крысолюды называют свою стаю.

– Если бы Луи не скрывал от коллег, кто он, мы бы пошли на завтрашний прием после спектакля, – сказала она.

– Он учит детей, Ронни. Если люди узнают, что их детей учит ликантроп… Лучше ему не выяснять, что они тогда сделают.

– Студенты колледжа – это не «дети». Они вполне взрослые.

– Родители так не считают, – сказала я, посмотрела на нее, а потом спросила: – Это ты меняешь тему?

– Да у тебя всего две недели, Анита, и после одного из самых страшных расследований. Я бы на твоем месте спала спокойно.

– Ты – да, но у тебя же нерегулярно. А у меня – как часы. И никогда раньше не бывало так, чтобы две недели.

Она отвела прядь светлых волос с лица за ухо. Новая прическа красиво подчеркивала черты ее лица, но не мешала волосам спадать на глаза, и Ронни их все время поправляла.

– Никогда?

Я покачала головой и глотнула кофе. Остыл. Я встала и вылила его в раковину.

– А какая у тебя была самая большая задержка? – спросила Ронни.

– Два дня. Кажется, один раз было пять, но тогда я ни с кем не спала и потому не испугалась. То есть если только не взошла звезда в Вифлееме, то ничего страшного – просто задержка.