← К описанию

Александр Крысанов - ПХЖ и тоталитаризм



© Александр Крысанов, 2022


ISBN 978-5-0056-4244-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Мы родились, чтобы исправить ошибки наших отцов и матерей. В итоге наделали еще больше… Фактический материал процентов на 80 правда. Звоните – расскажу. Такое стыдно говорить. Правда уродующая, правда не поддающаяся критическому анализу и осмыслению. Даже сейчас нет понимания для чего я это все сделал. Уже настолько поздно, что от рабочего названия «Московский проспект 88» ни чего не осталось. Ни чего запрещенного, это адрес в Воронеже. Когда это все задумывалось, самоубийство нашего общества еще можно прекратить. Именно о системе самоубийства эта книга. Я наживу себе десятки врагов. Но если не издам – миллионы. В центре кружек пассионариев лишенных инструментария к жизни. Не выполнение главной функции личности приводит к агонии смерти и войне….

Глава 1

Старость – это когда потенциально осуществимое переходит в разряд «уже никогда».

Пыльная комната. Четыре человека. Сквозь пробитую форточку летит холодный воздух, но солнца нет. Стучит дверь от сквозняка; она закрыта, но все равно стучит. Она никому не нужна.

Первый молчит, играя в шахматы сам с собой. Он никому не нужен. В двух метрах от него лежит Второй, спортсмен двухметрового роста. Нос поломан. Он смотрит в потолок. Он никому не нужен. В полутора метрах по длине сидит за компьютером Третий. У него ДЦП на ноги. Он этим пользуется. Третий никому не нужен. Справа от него лежит Четвертый. Незнамо кто. Листает книгу и хочет спать. Он тоже никому не нужен. Тишина. Лишь раз в минуту звучат восклицания Третьего, – и опять тишина.

– Слушайте, а сколько бы вы хотели иметь детей? – это Третий.

– Ой, как же ты надоел!

– Наверное, двоих.

– А у меня их вообще не будет…

Четвертый промолчал. Наверное, знал правду – вокзал, стакан, весна. Об этом подумали все.

Стук в дверь. Третий встал, но опять сел. Пошел открывать Четвертый.

Это Пятый, пьяный.

– Пойдем покурим…

– Да как же вы все надоели! Пойдем.

Коридор пуст.

– Ой, кури здесь, еле ходишь уже!

– Дай сигарету… – это Пятый.

– Ды на.

– Хм. А у меня есть. Это я тебя на гнилость проверял.

Еще один с ДЦП. Тоже на ноги. Он тоже никому не нужен.

– Это все из-за ног, да?! Ща буду всех крушить! – сказал Пятый. И упал.

Четвертый пошел за подмогой. Шестой лежал на кровати. Здоровенный крестьянин. Ему всегда смешно, но спокойно. Пятого отнесли спать. Четвертый покурил с Шестым…

Дверь на балкон хлопнула.

– У меня дела… – ушел.

– У меня тоже… – ушел.


1


Сидят на табуретах трое солдат. Играет музыка. Правда, не у них. Улица пробила окошко. Балки, камни из брусчатки, доски, кусок гусеницы – все освещалось солнцем и несло сквозь осколки стекла весну. Да, такой весны еще не было! Снаружи смрад, а так вообще прекрасно, хотя чего там только не было.

Напротив двухэтажного подвала был расположен какой-то штаб. Приезжали и уезжали машины, стучали сапоги и ботинки. Это был второй день.

– Че ж делать-то?

– Да я почем знаю…

У солдат при штабе не все так гладко, и весны им как-то не заметно. Вблизи штаба тлело разбитое бомбоубежище. Дым, который поднимался из недр человеко-бетонного сооружения, разъедал глаза, а запах давил на мозг, и – что еще хуже – летел на штаб. Конечно, за пять лет войны все привыкли и не к такому, но тут-то скоро победа, надо готовиться к миру.

Вышел капитан. Глаза опухли и потрескались. На нем новые сапоги и орден. Казалось, его только что разбудили. Ему нравилась война, и поэтому он воевал много, а спал мало.

– Так, старшина, иди сюда! – махнул он ладонью, похоже, на глаза.

– Товарищ капитан! Старшина…

– Вы че, совсем поох – ли! Вы тут под музыку с одним ведром бегаете, а мне там полковник п – ды вставляет!! Так. Чтоб в течение получаса ни одной дымянки не было!

– Есть.

Солдаты вместе со старшиной поставили еще более быструю музыку, и бегать стали еще быстрей. Правда, непонятно, откуда они брали воду. Это были последние запасы воды, сэкономленные населением за трехмесячную борьбу. И она до них дошла. Живым бы, конечно, хватило, мертвым – уже нет.