Лиа Вампи - Перегоревшая

Раньше я была всеобщей любимицей, настоящей звездой,

Целый мир был у меня на ладони.

Я подлетела слишком близко к солнцу, заходящему на востоке,

И теперь я таю от своих опалённых крыльев.

Halsey – «Angel On Fire»

Мне всегда казалось, что жизни не существует там, где меня нет. Я была самым настоящим лучом света во тьме, который захватывал каждый уголок и смеялся, если люди прикрывались от него. Так называли меня, пока череда событий, тиранящих, убивающих, заставляющих плакать, не прошлась по мне, словно каток. Асфальт раскатали прямо по мне, он горячил, обжигал тонкую кожу, заставлял кричать от боли, которая липкой консистенцией оседала на руках. И никто не посмотрел, не кинул взгляд, полный скорби, на моё тело с оборванными крыльями, от которых не осталось ничего. Их вырвал вместе с костями один человек. Его руки в крови, в ангельских белых перьях. И он ушёл, не оборачиваясь, не слыша моих истошных воплей о помощи и не видя, как кровоточит всё моё тело.

Этот мужчина не был ни ангелом, ни демоном. Он был обычным человеком. Как я. Как и все мы. Но должен ли человек приносить боль другому человеку, когда приручил, согрел, склеил заново? Не думаю.

Доверие – штука хрупкая, разбивающаяся легко, как хрусталь. Потеряв доверие к одному только человеку, который меня разбил, разворотил, заставил страдать и ненавидеть его каждой клеточкой своего тела, я стала сомневаться в каждом.

Первое время я искала его в каждом человеке, который проходил мимо. Искала до боли родные глаза, его лицо, его фигуру. Тошно было от собственного бессилия, потому что в лавине незнакомцев, которые заполняли центр Сеула, я не видела его. Я делала себе больно каждый раз, когда выходила из квартиры. Каждый раз обжигалась, стоило моему взгляду подняться и начать искать его. Чжана Энлэя. Парня, который два года назад излечил меня, собрал по кусочкам. А через два года разбил, заставил собирать осколки, вырвал крылья, которые сам же подарил.

Мне семнадцать. В этом возрасте кажется, что ты уже взрослый, что ты не зависишь от родителей: скоро совершеннолетие, окончание школы и поступление в высшее учебное заведение с наилучшими баллами. Мы все были донельзя странными либеральными подростками, которые плевать хотели на корейские традиции. Сбегали из домов, садились на задние сиденья мотоциклов полузнакомых людей, ехали куда-то за город, где видно целиком небо, усеянное звёздами, где трава зелёная и пахнущая летом даже зимой. Мы веселились. Мы знакомились с морем разных людей, забывали о них в течение часа и не сохраняли контакты на телефон. Плевать на других, кроме себя.

В тот день моего знакомства с Чжаном Энлэем я приехала одной из последних. Вечеринка была уже в самом разгаре, когда я раскрыла входную дверь, поманив за собой друга, Кима Бокхё, который был на год меня старше. Каждый здоровался с нами, хохотал над моими шутками, отчасти похабными и нелепыми, хлопал Бокхё между лопаток, будто стараясь вышибить из него весь воздух, потому что он крутился со мной, чуть ли не самой забавной девчонкой из всех, кто посещал подростковые вечеринки, давал сразу два стакана в руки. Все девушки, прошаренные в таких вещах, как вещества в напитках, сначала опускали ногти с особым регулятором в лаке в стакан, а потом, дождавшись положительной или отрицательной реакции, думали, что делать. Если цвет ногтей менялся, быстро выливали напитки куда подальше, желательно в растения. Если цвет не менялся, преспокойно пили.

Люблю науку за такую заботу о нашей девичьей безопасности. В последнее время для нас делается действительно много.

В тот день я, как обычно, опустила ногти, накрашенные тем самым лаком, который подарила Хвиён, в алкоголь, а потом преспокойно пошла здороваться с другими девочками. Мы целовали друг друга в напудренные щёки (ведь пудра, как мы думали, – это символ женственности, символ того, что мы взрослые, но мы ни черта не взрослые – мы просто глупые), щебетали что-то несуразное. Про школу в этом месте, в доме номер тридцать, никто не говорил. Все же до одури взрослые, что аж тошно становилось.