Эдуард Веркин - Пепел Анны
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
© Веркин Э., 2019
© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2019
Глава 1
Западный угол
Ошибка была допущена еще в терминале, а все сикх. Сикх напоминал Вагайцева даже вблизи. Мы ждали, сикх прошел мимо, спортивная сумка через плечо, перекосился от тяжести, жилы на шее вылупились, видно, что трус. Вагайцев тоже трус, хотя и наглый, а когда сильно трусит, глаза сильней выпучивает и приплясывает левой ногой.
– Твой знакомый? – спросила мама.
– Не. Какой-то сикх.
Сикх оглянулся, посмотрел на меня с опаской и отчего-то с укоризной. Тут я и зевнул.
– На Вагайцева похож, – сказал я. – У нас в классе такой, помнишь, я рассказывал? Он подавился чипсами, и ему вызывали «Скорую».
– Нет, не помню… – рассеянно сказала мама. – Но… – Она поглядела в спину удаляющегося сикха. – Не знаю, как на этого Вагайцева, он на…
Глаза у мамы сложились в хищные уголки. Приступ, однако.
– Не, на Вагайцева не похож, – попытался сбить я.
– Нет-нет, погоди…
Филология головного мозга в запущенной стадии. У моей мамы. Мы с отцом привыкли и обычно проявляем осторожность – стараемся не цеплять, не провоцировать, во всем соглашаться, но иногда оно само. Мама – ураган в консервной банке, стоит приоткрыть… не стоит.
Book attack.
Я честно попытался перевести стрелки еще раз, поздно, мама уже понеслась.
– Все люди утомительно похожи, – сказала мама с легким отвращением. – Можно по пальцам рук… – Мама поглядела на пальцы, стряхнула крошку с указательного. – Посчитать и разобрать.
– Все разные, – возразил я без особой надежды. – Непохожие.
Поздно.
– Все одинаковые и похожие, как тостеры, ты сам это прекрасно знаешь, – мама поднялась с дырчатой скамейки и пошагала к футболочному автомату. – Впрочем, любой мало-мальски квалифицированный читатель это знает…
Когда у мамы Book attack, она крайне обидчива и злопамятна, так что лучше переждать, не спорить, это надежнее. Я поспешил к автомату за ней.
– Какой китч. – Мама поморщилась, оценивая ассортимент. – Впрочем, все к этому и катилось…
А мне такое нравится, я такое как раз и люблю.
Капитан Маринеско недрогнувшей рукой торпедирует исполненного щупальцами Дагона.
Конструктор Королев бестрепетным бластером ввергает в небуль нацистского киборга фон Брауна.
Немирович-Данченко в красных шароварах наставляет в летных доблестях крыло боевых валькирий. Серебряный век, ничего не поделаешь.
И другое такое же.
– Это, конечно, ужасно… – Мама разглядывала футболки. – Редкая безвкусица… Окончание времен так остро чувствуется, постмодерн как норма… Но оригинальный сувенир, пожалуй… Она, в принципе, любит Платонова…
Печальный писатель Платонов точит топор.
Печальный писатель Платонов точит топор.
Мускулатура сильно гипертрофирована. Особенно предплечья. Особенно пронаторы. Особенно остро конец времени чувствуется возле футболочных автоматов. А Че нет. Обычно в футболочных автоматах всегда продают Че, Троцкого, Ким Чен Ына. Троцкий и Ким имелись – первый заведовал лавкой туристического снаряжения, второй – страусиной фермой. Че нет, видимо, разобрали.
– Все одинаковое, – повторила мама. – Люди одинаковые, герои одинаковые, все одинаковые. Глобализм…
Мама выбирала футболки.
Сам виноват.
Мама остановилась на Платонове. Она скормила автомату купюру, тот выдал прессованную упаковку.
– Впрочем, тут ничего удивительного нет. Я к тому, что все одинаковые, да?
Она поглядела на меня в поисках подтверждения, и я должен был подтвердить чем-то из классики. Но я в тот день не поспевал, пить мне хотелось, кора подсохла.