Ирина Ширяева - Память воды

Быть может, прежде губ уже родился шёпот

И в бездревесности кружилися листы,

И те, кому мы доверяем опыт,

До опыта приобрели черты.

Осип Мандельштам

Дежавю приходило осенью. Вместе с дождями.

Влад любил это состояние. Даже в вечную петербургскую сырость хорошо было бродить по городу, потягивая горячий кофе навынос. Забредать в незнакомые уголки и созерцать закоптившиеся классические фасады или облупленный северный модерн.

И вдруг чётко ощутить: здесь он уже был. Точно – был.

Вот у этой толстой белой колонны стояла кудрявая рыжая девушка и что-то горячо ему говорила, улыбаясь сквозь слёзы. Как её звали – Тася, Тата? Почему она плакала?

А он тогда поднял какой-то острый осколок и нацарапал на волглой извёстке… Что он там нацарапал? Если подойти поближе к колонне, можно было сквозь копоть с трудом разобрать почти стёршуюся надпись «Туся + В…»

Значит, её звали Тусей… Кто она?

Но его уже манили другие нехоженые улицы. Незнакомые фасады и окна, которые почему-то казались узнаваемыми.

Например, вот в этом доме, на втором этаже… Да, в прилегающей к эркеру комнате… Здесь живёт мальчик с вечной ангиной и чёрной кошкой. И как будто не так давно все они были соседями.

Вдруг за стеклом этого самого окна действительно появлялась чёрная кошка. Неторопливо усаживалась на подоконнике, недоумённо глядя на задравшего голову прохожего круглыми жёлтыми глазами. Следом из-за шторы возникал мальчишка с перевязанным горлом. И, увидев Влада, радостно махал ему рукой.

Конечно, всё это была лишь игрой воображения. Мало ли в Петербурге девушек, которых на старинный уютный манер называют Тусями? А приплюсованная буква «В» вовсе не обязательно значит «Влад».

И мало ли в городе мальчишек с аденоидами и чёрных кошек?

Но лёгкий налёт мистики расширял границы мира. Делал его непредсказуемым в своей неожиданной предсказуемости.

Лучшие стихи тоже приходили к Владу осенью. Как будто прозрачные дождевые струи, подобно оптоволоконным нитям, связывали его с небесами. И оттуда по ним лилось вдохновение.

Тогда каждая капля готова была перелиться в четверостишье. Иногда неожиданно весёлое, идущее в разрез с эпичной листопадной атмосферой:

Льёт и льёт. Льёт и льёт.

Город спину подставляет,

И мочалками трамваи –

Взад-вперёд, взад-вперёд.*

Улыбнувшись внезапно найденному задорному образу, Влад, однако, охотно возвращался в ту задумчивую ощутимость, которую любил – серое небо, рябь каналов, стук капель по асфальту и стёклам домов. Свежий ветер и холодную ясность головы.

И дежавю.

Однако последний случай – это было уж слишком.

В начале учебного года полагалось пройти медосмотр.

В понедельник вместо двух первых уроков весь одиннадцатый «А» с радостными воплями и шутками-прибаутками отправился в ближайшую поликлинику – сдавать кровь.

Ждать очереди пришлось в неудобном проходном коридоре с длинным рядом выстроившихся вдоль стены стульев.

Парни продолжали хохмить. Отпускали плоские шуточки насчёт вампиров и самок комаров – самцы, как известно, кровь не сосут.

Влад в этой веселухе не участвовал. Не потому что был выше пошлого юмора, а потому, что сам больничный дух действовал на него непропорционально угнетающе. Ещё с девятого класса, с неудачно сделанного во время удаления аппендицита наркоза.

Казалось, в пропитанном запахом дезинфекции воздухе чувствуется едва уловимое, но настойчивое дыхание какой-то иной реальности, угрюмой и тоскливой. Эдакого предбанника небытия, от которого хотелось поскорее откреститься, отгородиться, убежать.

Пытаясь утихомирить не в меру разбушевавшуюся по пустяковому поводу фантазию, Влад купил в автомате маленькую, 0,33 бутылочку воды. Этикетку украшала картинка с такими объёмными пузырьками, что казалось: в ладонь вот-вот посыплются маленькие прохладные стеклянные шарики.

Парень прислонился к какому-то выступу в стене рядом с группкой увлечённо гомонящих одноклассниц и сделал пару медленных глотков.