Александра Иванова - Отличная партия

«… Я люблю смотреть ваши общие фото. Больно и изнуряюще, до острой рези в сердце, до удушения, до сдавливания в области солнечного сплетения (когда перестает поступать кислород в легкие), до истощения, до равнодушия, притупления ощущений.

Наверно, так себя должен чувствовать атлет на дальние дистанции на последних метрах до финиша; спортсмен в тренажерном зале при финальном подходе. Давай… Еще разок, из последних. А потом бессилие, но бессилие торжествующее.

Я рассматриваю каждую твою черточку… Твои пальцы длинные, вены на руках… Я помню, как в них бьется пульс… Теперь они покоятся на ее плече. А я помню их на своей груди, и бесконтрольно учащается дыхание.

Твои взъерошенные волосы… Черные как смоль… Жесткие… Помню твою дурацкую шапочку, как у дитя. Ты похож на дитя. Ты смотрел на меня, как дитя, когда я билась, как раненая лань, со своей любовью. Ты пытался мне помочь не как опытный врач, а как случайный прохожий: несмело, растерянно, но искренне желая прекратить припадок.

Твои глаза…черные…глубокие…с хитринкой…порой такие внимательные и восхищенные, пьющие меня глубокими глотками. Раньше меня, теперь другую.

Твои губы… Мягкие, пухлые, немного женские, раскрывающиеся в удивительной улыбке, безумно красивой, с легкой щетиной над ними. Твои губы…я уже не помню их вкус. Я уже не помню твой запах. Как жаль, что фото не передают запахи…Чем пахнешь ты? Зимой…

Она…чужая и своя. Ненавидимая и любимая. Она с тобой, она часть тебя, а значит, я уже люблю ее. Она похожа на меня… Не только тем, что она твоя; не только фамилией – так прозаично, так грубо. Она красивей меня и она счастливей, ведь она с тобой.

Финиш. Истощение. Равнодушие. Пустота».

Точно, финиш… Злата сидела у окна, будто сросшаяся с креслом. В одной руке держала уже истертый на сгибах, сложенный трижды клочок тетрадного листа. Другой рукой впилась в ручку кресла, да так, что ногти обещали оставить следы на ладони. Взгляд рассеянно бродил по тусклому пейзажу за окном, состоявшему из нескольких деревьев, урны и детской площадки. Злата что-то говорила, беззвучно, одними губами.

Сколько так сидела девушка, представить трудно. Вывел ее из оцепенения телефонный звонок. Точнее настойчивая вибрация за ее спиной у наполовину то ли собранного, то ли разобранного чемодана.

Девушка неспешно развернулась на кресле, подвинула ногой злосчастный телефон и медленно подняла трубку:

–Да. Дома. – Странная улыбка появилась на безучастном лице. – Я замужем. Ну что ты? Какие еще чемоданы? Ты что-то путаешь. – Несколько минут Злата молчала. – Я люблю своего мужа и никуда не уйду. – Завершила вызов.

Смешок. Пыталась плакать, чтобы хоть как-то унять боль. Не выходит. Слишком больно. Нет слез.

Не может быть. Ей изменяет муж. Злата до конца не понимала, что звучит парадоксальнее, что изменяют самой красивой девушке когда-то на потоке, до этого в школе, а теперь в крупной компании. Или что изменяет именно ОН.

Злата впервые за долгие годы с любопытством, а не с дежурной улыбкой, подошла к зеркалу. Оценила каждую черточку своего лица, расчесала гребнем волнистые светлые волосы. Затем скинула халат и внимательно осмотрела свое тело. Без удовольствия, без восхищения, по-врачебному. Красива.

С Максом они познакомились еще в универе. Классическая история. Она по-толстовски позволяла себя любить, он же ее боготворил. Сначала красавица просто пользовалась его услугами: помощник в учебе, швейцар по дороге с вокзала. Посмеивалась, немного презирала. А к концу обучения пригляделась, оценила по достоинству его ум. Да и все знакомые твердили: отличная партия. В общем, решила, что влюбилась.

А дальше все как по накатанной. Он сутками на работе. Она себя не ограничивала. Флирт, свидания. Изменой Злата это не называла. «Глоток свежего воздуха». Нечасто. Раз в полгода она затевала интрижку на стороне, точнее, неожиданные романы сами ее находили. А девушка – существо впечатлительное, увлекающееся. Через месяц чары отпускали. Оставалось пару чудесных фото и засушенный в книге цветочек. А по-другому было бы совсем скучно жить.