← К описанию

Дмитрий Кашканов - От Валентина до Валентина




14-го февраля день был не праздничный, а скучный и серый. С низкого неба косо летела колючая крупа, накапливалась в закутках тротуаров, образуя подвижные языки снежных наносов.

Девушка в красном пальто торопливо миновала двери вокзального зала с турникетами и, мельком глянув на табло с расписанием электричек, быстро зашагала к отправляющемуся поезду. Через плечо алую ткань пересекал тонкий черный ремешок сумочки, на ногах блестели высокие черные сапоги на среднем каблуке. Голову от снега прикрывала вязаная черная шапка, прикрытая сверху широким капюшоном. В руке девушка держала розовую коробочку с тортом.

Электричка издала прощальный звук – «псс-с-с-сссс!». Девушка метнулась к первой открытой двери и заскочила внутрь вагона. Редкие пассажиры с интересом разглядывали яркую девушку, оценивая и ее саму, и ее не совсем обычный в городской серости наряд. Она, не задерживаясь, прошла через тамбур в следующий вагон. Там уже не воняло туалетом, вагон отапливался, и некоторые пассажиры даже сняли шапки. Народу было заметно больше, но свободные места еще оставались.

Девушка прошла в дальний конец вагона и села к окну, пристроив тортик на коленях. За заледенелым стеклом, сквозь процарапанные ногтями шёлки, поехали назад соседние электрички и обшарпанные вокзальные постройки. Девушка выдохнула и, усевшись удобнее, наконец расслабилась. Ехать было около сорока минут.

– Натулечка! – с дивана на другой стороне вагона поднялась симпатичная невысокая женщина лет тридцати. – Я тебя сразу узнала в твоем пальто. Просто сидела спиной и увидела, только когда ты прошла мимо. Рассказывай, как дела, что нового на работе? Есть ли подвижки с личным? Не виделись почти с позапрошлых выходных! – женщина пересела на свободное место возле «Натулечки».

– Женечка, привет, дорогая! Все нормально. Работаю. Новые фасоны разрабатываю. Если дело пойдет, к осени, может, опять в заграницу отправят.

– Натуля, ты, я смотрю все хорошеешь, по загранкам начала кататься. Скоро родной деревней брезговать начнешь.

– Что ты, Женя, как брезговать? Я только-только подниматься стала. Вот заработаю, может маме дом отремонтирую или новый построю. Москва, конечно, затягивает, но лучше нашей Зарубы я пока ничего не нашла.

– Ухажер к себе не зовет?

– Некуда к нему. Он у бабки живет, а там условия совсем никуда. Но он хорошо зарабатывает. Обещает скоро скопить и отстроить нормальный дом.

Завязался разговор о жизни, о планах, о ценах и зарплатах.

Наташа – молодая, симпатичная, кареглазая брюнетка двадцати пяти лет. «Москвичка» из большой подмосковной деревни Зарубино. Господь одарил Наташу красивым лицом и привлекательной фигурой с заметной грудью и широкими бедрами. Пять лет назад она закончила учебу в техникуме и теперь трудилась модельером-конструктором на швейной фабрике. Свое выделяющееся из общей серой массы пальто Наташа раскроила и сшила после работы на фабричных станках и машинках. Владелец фабрики не возражал, чтобы работницы пользовались оборудованием. Он придерживался концепции: коллектив – семья. Что-то японское.

Наташа не была замужем. Была бы не против, но пока не складывалось. Пока училась в техникуме, были любови, встречи-разлуки, но прыщавых одногодков соблазнили и разобрали более нетерпеливые подруги. Да и было-то этих кандидатов в женихи всего два с половиной. Техникум женской направленности и в группе из двадцати человек учились только три мальчика. Короче говоря, во время учебы пасьянс не сошёлся. А уж на бабьей швейной фабрике из мужчин были только директор да главный технолог. Эти и по возрасту, и по социальному статусу женатых старпёров в мужья никак не годились.

Случались мальчики с дискотек. Эти телом пользоваться не брезговали, но даже от намеков на замужество бледнели и начинали заикаться.

Год назад на ВДНХ Наташа случайно познакомилась с домодедовским жителем Игорем. Игорь был высок, усат, неплохо развит физически. Любил ту же музыку, что и Наташа. С ним можно было обсудить новинки рока и попсы. Игорь работал автослесарем и на свою зарплату одевался вполне модно и молодёжно. Он производил впечатление адекватного, устойчивого во взглядах человека.