← К описанию

Борис Саркисов - Остров безумия






I

Тихое, с легкой прохладцей, раннее июньское утро. Воздух подвижен и густ от запаха моря. Сонно и лениво накатываются на песчаный берег волны, покачивая на причале одинокую весельную лодку. Сюда, до самых сыпучих дюн, по пологой террасе сбегает темный-темный лес; его густые сплетающиеся кроны свисают над затерявшимися здесь двумя деревянными домами, плотно обнесенными решетчатыми оградами.

Протяжно лязгнула калитка, пропустив мужчину средних лет в зеленоватой кожанке и коричневых брюках, заправленных в голенища высоких резиновых сапог. Невысокий, костлявый, немного сутулый, с видом трудяги. Несмотря на шрам, сбегающий по правой щеке через угол рта, землистую кожу, отяжелевшие веки и легкое похрамывание на правую ногу – приметы многих потрясений и переживаний – вид его не был отталкивающим. Вслед за ним ленивым шагом выбрался из садового двора его сын – гигантского роста, босой и по пояс голый, с опущенными мощными плечами, с которыми соединялись непомерно огромные, как передние конечности гориллы, руки. Через плечо у него была перекинута поклажа с рыбацкой снастью и скудной провизией.

–Мак, – остановившись, отец извлек из кармана кожанки сигарету и закурил. – Мак, постарайся в мое отсутствие натаскать еще немного камней с Чертова холма. Пока погода к нам благосклонна, надо достраивать дом.

Маклуб еле заметно кивнул головой, которую венчала взбитая шапка густых черных, как сажа, волос, свисавших космами до самых плеч, и буркнул:

–Хорошо, отец.

Всем своим видом он походил на неухоженного и неотесанного деревенского верзилу, точно созданного природой под злую руку. Маленькая голова с крючковатым носом и большими сероголубыми глазами никак не сочеталась с его массивной фигурой, изветренной постоянным приморским бризом.

Маклуб шел вслед за отцом к примитивной дощатой пристани, а рядом, оживленно урча и размахивая хвостом, шастал их дворовый пес по кличке Принц. Глядя на парня, его плечи штангиста и громадные ручищи, трудно поверить, что он тих нравом, покладист, безоговорочно послушен и отзывчив. Каждое слово отца он принимал за чистую монету, почти никогда не перечил ему, поэтому Эрику Корнеевичу легко было управлять сыном.

Каждое утро в одно и то же время Маклуб совершал один и тот же маршрут: привозил в ручной тележке с Чертова холма, что за речушкой, летом постоянно пересыхающей, камни с давно развалившегося там здания под скотокомплекс. Трудился споро, охотно, с твердой и непреклонной мыслью, что поздней осенью, как только ударит непогода, у них с отцом будет крепкий каменный дом, а старый, деревянный, пойдет под подсобку.

–И ещё, – отец снова остановился и поднял на сына-верзилу озадаченный взгляд, – не надо больше вступать в перепалку с Денисом, а то ненароком прибьешь его. Мне не хочется из-за вашего с ним конфликта держать ответ перед его родителями. У него под глазом опять синяк расцвел от твоих кулаков. Ты уж постарайся, Мак. Знаю, что он отпетый шалопай, от безделья его так и тянет на приключения, но нам не нужны осложнения.

–Пусть не оскорбляет и не пристает, – нерешительно возразил Маклуб. – Сам напрашивается.

Конфликтуют они с Денисом не первый день. Причиной тому – Виола, соседская дочь. Нельзя сказать, что Денис ревновал Маклуба к своей сестре, но ему было не по себе, когда она околачивалась возле дома Свешниковых.

–Мак, дело серьезнее, чем ты думаешь, – Эрик продолжал вразумлять сына. – У Савелия Дмитриевича брат работает в милиции. Если что случится, могут быть серьезные неприятности, а они нам не нужны.

–Все равно за себя не ручаюсь, – насупившись, раздраженно бросил Маклуб. – Сам на рожон лезет. Я стараюсь обойти его, а он лезет… Знаешь, как этот бездельник меня обзывает?

–Как?

–Мол, я обезьяний выкормыш, тронутый акселерат.

Эрик Корнеевич раздраженно бросил окурок в песок и криво усмехнулся. Потом перевел взгляд туда, где в двух километрах от них в знойном мареве скрывался островок с крутыми скалистыми берегами, покрытый буйной растительностью, и глубоко вдохнул в себя привычный запах морского ветерка. Остров был для него соблазном, искушением его собственного греха и счастья одновременно.