Ричард Лаймон - Одной дождливой ночью

Richard Laymon

ONE RAINY NIGHT

* * *

Посвящаетеся Рен и Иде Маршалл.
Самым лучшим из всех, кого я знаю.
Да пребудет удача ирландцев с вами вовек.

Бьют по мне капельки дождя
Выплакивать глаза не собираюсь, впрочем, я –
Плакать мне нельзя,
Дождь
не остановит мои глупые слезы…
Би Джей Томас[1]

Смерть на поле

Чистое безумие, – подумал Хансон. Но не слез.

Рабица, ограждавшая футбольный стадион Средней школы Линкольна, тряслась, пока он карабкался вверх. Металлическая сетка похрустывала да позвякивала – каждый ее звук казался дьявольски громким в безмолвии ноябрьского вечера. Но, как полагал Хансон, услышать этот шум здесь было определенно некому. Ближайшие дома были вне поля зрения, за трибунами в дальней части стадиона. А за спиной – пустое поле, вытянулось вдаль аж до корпусов школы. Сам стадион тоже выглядел пустынно. Так что, как забор ни трясись, как ни звякай – услышать некому. И Хансон это понимал… но звуки все равно как-то подспудно заставляли нервничать. Как заставлял бы нервничать шепот палой листвы под ногами одинокого путника, идущего глубокой ночью через кладбище. Сердце колотилось в груди. Пот, казалось, тек сразу из всех пор. Руки и ноги сотрясала дрожь.

Залезть на забор было просто. Удержаться – куда сложнее. Добравшись до самого верха, он перевалился за край, пролетел два с лишним метра до земли, приземлился на полусогнутые колени – дабы хоть как-то уменьшить силу удара. Пояс с кобурой врезался в живот, недовольно скрипнула форменная куртка-кожанка, звякнула мелочь в карманах и наручники в чехле. Выпрямившись, Хансон подтянул штаны. Вытер потные руки о перед рубашки.

Что ж, добрался, – подумал он. Стоило ли добираться, впрочем – тот еще вопрос.

Он медленно пошел по траве, глядя на северные ворота – прямо впереди. Надо быть наивным простачком, чтобы всерьез надеяться на то, что здесь нарисуется что-то новенькое. Тут все тщательно прочесали прошлой ночью, а потом еще разок – днем. Сфотографировали, подобрали, пометили и вынесли все: и самого бедолагу, и его одежку, спички, окурки, жбан из-под бензина, обертки, прочий сор – словом, все, до чего добрались загребущие ручонки, даже то, что, возможно, никакого отношения к преступлению и вовсе не имело. Сняли весь дерн вокруг перекладины, к которой парня привязали, – шутка ли! Хотели и саму воротную стойку унести, но шериф решил – оно того не стоит. Пришлось ограничиться горелой травушкой – само по себе хорошее доказательство.

Ловить тут было категорически нечего.

Но Хансон, раскатывавший на патрульной машине по окрестностям, вдруг осознал, что нет-нет да и свернет в сторону школы, нет-нет да и замедлит ход у стадиона – и начнет высматривать эти чертовы ворота. В конце концов он припарковался неподалеку и покинул служебный автомобиль – даже не отрапортовав перед этим по радио куда следует. Чистое безумие.

Вышагивая по гаревой дорожке, он корил себя. Хоть Люси бы позвонил. Ведь ничего сложного – наврал бы, что свернул туда-то и туда-то перекурить чуть пораньше. Хотя врать, конечно, нехорошо. Он ведь на ней жениться собирался. А любимых женщин уж точно водить за нос не стоит.

Даже лучше, что все сложилось вот так вот, – подумал он. – В любом случае она меня прикроет, если что-то тут случится.

Трава под ногами была сухая и пружинистая. Он шел через конечную зону. Ворота как-то забавно расплывались перед глазами. Встал Хансон аккурат у круга срезанного дерна. Посмотрел.

Снова захотелось задать самому себе вопрос – какого черта это место его так манит? Видеть жертв убийств ему уже приходилось. Впрочем, не так уж их было и много. И из них только Дженнифер Сэйерс кончила по-настоящему плохо. Ее не сожгли, как этого паренька. Изнасиловали – и запытали до смерти. Вид ее обезображенного тела подарил Хансону не одну беспокойную ночь, но прогуляться в лесную чащу, где ее нашли, его как-то не тянуло. А тут – почему-то – совсем иной случай.

Следующая страница