Эшли Дьюал - Одинокие души

© Эшли Дьюал, 2016

© ООО «Издательство АСТ», 2017

Свобода, бесстрашие, самоотверженность

Нет никакого секрета жизни,

Просто продолжай идти.

Нет никакого секрета смерти,

Просто продолжай лететь.

В НОЧЬ СО СРЕДЫ НА ЧЕТВЕРГ найден труп семнадцатилетнего подростка. Тело обнаружил водитель автобуса, проезжая под Центральным мостом в районе восьми-девяти вечера. Григорий Воронцов утверждает, что, когда обнаружил подростка, тот уже был мертв. Судмедэкспертиза подтвердила, что Владимир Ситков скончался на месте. По расположению тела…

Я откладываю газету, не находя сил дочитать до конца. Холод бежит по спине. Вова учился со мной в одном классе. Я неплохо его знала, мы даже пару раз пересекались на общих мероприятиях, и становится жутко не по себе от того, что теперь и его имя числится в списке шестнадцати погибших за последние четыре месяца.

Я встаю из-за стола и иду к себе в комнату.

Несмотря на приближение зимы, дома царит отвратительная жара. Я распахиваю окно и пытаюсь успокоиться. Однако мысли об изуродованном теле Ситкова не покидают меня. Фотография с места преступления стоит перед глазами: его заломленные руки, лужа крови, посиневшее от холода лицо. Я встряхиваю плечами.

– Лия, ты не собираешься с нами? – спрашивает мама, и я испуганно вздрагиваю. Она поднимает перед собой руки. – Прости. Не хотела напугать.

– Не могу… – вижу: мертвое тело Ситкова. Вот он жив, вот – мертв. – Я дома останусь.

– Уверена? Мы достаточно часто общались с матерью Вовы, и было бы неприлично отправиться на похороны без тебя. Он ведь твой одноклассник.

– Уже нет. – От своего же ответа, я пугаюсь. Гляжу на маму и чувствую себя ужасно неловко. – В смысле, – добавляю я, заламывая пальцы. – В смысле мне не по душе идти к Ситковым.

– Страшно?

– Ещё как. До сих пор не могу поверить в то, что он умер.

Мама поджимает губы и понимающе кивает:

– Ты права. Некоторые вещи не поддаются объяснениям. И всё же…

– Нет, – отрезаю я. – Пожалуйста, позволь мне остаться дома. Я не хочу видеть слёзы матери Вовы, не хочу смотреть на его фотографии, не хочу есть остывшую еду и поддерживать разговор с незнакомыми людьми. Это чересчур для меня.

– Ладно, – сдается она. – В таком случае проследи, чтобы твоя сестра вернулась до девяти. Хорошо? Завтра рабочий день, а вам в школу.

Я киваю и смотрю, как мама выходит из комнаты. Вряд ли она знает, что Карина несколько месяцев подряд приходит домой совсем не к девяти. К тому же я всё чаще замечаю отёки, синяки и порезы на её руках, шее, порой даже на лице. Это пугает меня и жутко злит, но, когда я спрашиваю, где она шляется, Карина улыбается и нагло не отвечает, словно в глубине души радуется новой порции ушибов. Утром сестра обычно замазывает синяки дешевым тональным кремом и, не задерживаясь в одной комнате с родителями больше чем на две минуты, убегает в школу.

Иногда мне хочется схватить её за плечи и сильно встряхнуть. Хочется крикнуть: «Что ты творишь? Почему не слушаешь меня, убегаешь из дома? Ведь в нашем районе каждую неделю пропадают или умирают подростки?» Но она не обращает на меня внимания. Это безумно выводит из себя, потому что я старшая сестра. Я главная, чёрт подери. Но Карина… Видимо, ей наплевать. Совсем наплевать.

Захлопывается входная дверь. Я слежу за тем, как отъезжает машина родителей, и, задернув занавески, решительно выдыхаю. Если сегодня не увижу сестру дома вовремя, придушу её собственными руками.

Затем меня вдруг накрывает странное чувство безысходности. Я ведь догадываюсь, где она и почему на её теле появляются синяки. Но мне не хочется признавать правду. Я упрямо отказываюсь верить в то, что Карина связалась с бандой подростков, которые славятся лишь тем, что у них абсолютно отсутствует чувство страха, совести и морали. Мне противно даже думать о том, что она проводит время с аморальными людьми, с этими животными.