Татьяна Анина - Одержимый и Любовь

1

— Когда перед тобой такое нежное, такое хрупкое тельце, становишься слабее. Но в какой-то момент ты понимаешь, что можешь взять силой. Сломить, подавить её сопротивление. Какое-то низменное желание, животное. Зачем долго ждать, когда можно прямо здесь и сейчас. Я же сильнее. Я же знаю, что только со мной ей будет хорошо.

— Я – эго. Эгоизм. Только о себе думаем. О ней, что скажешь? — спрашивает женский голос.

— Всё понимаю, что она тоже человек со своим внутренним миром. Нужно принимать её мнение во внимание. Но этот лёгкий путь… Схватить с собой утащить и делать всё, что считаю нужным. Совершенно беззащитная, тонкая… Мне лучше знать, как устроить её жизнь.

— Что же тебя останавливает?

Иногда я думаю, что ты моя мать. Мне приятно тебя слышать. Ты будешь моим внутренним голосом.

С закрытыми глазами спокойно можно выложить всё что внутри. В тёмных переулках моей души. Но я беспокоюсь. Потеют ладони и елозят по пластиковым подлокотникам мягкого стула.

— Закон, — отвечаю я.

— Ты имеешь в виду, что от изнасилования девушки тебя сдерживает только уголовный кодекс?

— Нет. Не тот закон, — шепчу я, заглядывая вглубь себя. Так глубоко я давно не был. — Первобытный. Я должен защитить, укрыть её от этого мира, обеспечить, сохранить.

— Значит ли это, что ты борешься сам с собой?

— Конечно. Иначе я бы взял её в шестнадцать лет. Она моя. Я ею живу.

— Расскажи, когда ты понял, что хочешь взять её силой. Скрыть от всех, — у неё мягкий, приятный голос. Он мне нравится.

— Это был девятый класс. Первое сентября. Парней в классе двадцать, и она одна. Пришла. В короткой юбке, как мультяшная. Анимешка. Чулки чёрные по колено, пиджачок приталенный и два хвостика на голове. Какая же она… Игрушечная. Мне уже было шестнадцать, а ей только пятнадцать. Она не ожидала, что мы так вырастим за лето. Здоровые пацаны. Испугалась. Единственное место было свободно на задней парте среднего ряда. И пока она дошла до парты все… Уроды. Все, кто дотянулся, ущипнул её за попу. Во мне в тот момент и родилось это чувство – взять её силой себе, пометить, как свою собственность, чтобы никто не трогал.

— Хорошо, — вздохнула «мама». — Давай возьмём время чуть раньше. Вы же давно были знакомы. Было ли у вас нормальное общение?

— Да. У нас с ней было нормальное общение. Годом раньше в классе учились пять девчонок, они стайкой держались. Их никто не трогал. И она среди них была самой красивой птичкой. Я подрабатывал в гараже у трассы, протирал детали, масло там менял, машины мыл. Все деньги кидал на телефон, чтобы посылать ей сообщения с добрым утром и спокойной ночи.

— Ещё раньше. Когда началась переписка? Когда завязалась дружба?

— Когда? — я хмыкаю своей темноте внутри. Там начинает теплиться огонёк. Славный, крохотный и почему-то белый. — На пикник пошли толпой. Дождь шёл. Мы по скалам ползали. Для девчонок выпендривались прыгали через ущелье. У меня нога соскользнула и упал вниз. Попал в какую-то трещину и завалился в неё. Половина ребят сразу слиняла от испуга. Кто-то побежал взрослых звать. И только она одна спустилась ко мне. За руку держала, ласково в лоб целовала… Я же не знал, что нравлюсь ей. Что она ради меня в пропасть готова броситься. Боль была невыносимая, я, стиснув зубы стонал, боялся показать свои слёзы. Она со мной три часа сидела, курткой своей укрывала, пока я без сознания лежал. Это она кричала взрослым и помогала меня между камней вытаскивать. И в больницу ко мне потом приезжала. Правда с девчонками и парнями, но инициатором встреч была… Я люблю её. После этого я и стал ей писать письма.

— Она отвечала?

— Да, Смешно так. По-детски с картинками. Я все её письма до сих пор храню. Шесть лет. Шесть проклятых лет.

— Не стоит их проклинать. Мы будем считать это периодом созревания и формирования твоих настоящих чувств.

— Давай вернёмся в девятый класс, первое сентября.

Я вдруг даже запах почувствовал нашего класса. Какой-то идиот надушился одеколоном, но все дружно воняли потом и грязными носками. И в этом жутком аду появилась она. Куколка, игрушечная, мультяшная.