Семен Липкин - Очевидец: Избранные стихотворения
Воля
* * *
Редеют годы, как кустарник,
И только слов незыблем строй.
Не Лжедимитрий – лжеударник
Парил когда-то над Москвой.
Он не шептал Марине Мнишек:
– О Делия, о божество!
Лишь пестрота заборных книжек
Бесила по ночам его.
И в час, когда закон падений
Задуман был на небеси,
Он ждал, как тень, грядущей тени,
Грядущей смуты на Руси.
1931
Горожанин
Я приехал в деревню.
Это было в июле.
Постучался в харчевню:
– Что вы, черти, заснули!
Отпирает хозяйка,
Злая, заспаны груди,
Полосатая майка, —
Не видали бы люди.
Вот лежу на диване.
Пьют вино молдаване.
Все бабайки да плутни…
Но откуда здесь лютни?
Но откуда здесь флейты?
Но цимбалы откуда?
Не пойму, хоть убей ты,
Деревенского чуда!
То незримые твари
Заиграли на воле —
На тревожной гитаре,
На протяжной виоле.
Кто вызванивал рани
Звуки песен забытых?
Я не знал их названий,
Этих тварей сокрытых,
Вечно стройно-звенящих,
Вечно тайно-манящих,
Но понявших ту низость,
Что несёт наша близость.
1931. Овидиополъ
Пасмурный день
Здравствуй! С розой сравню тебя, скряга,
С розою сумерек,
И чем больше червей, слаще влага.
Зажмурившись, пьём.
Ты запрятал зарю, что сожжёт
Изнутри тебя!
Пожалей меня: сколько щедрот
Ты таишь, скопидом!
Здравствуй, пасмурный день! Ты похож
На слепую красавицу
Обручённый со смертью, – цветёшь,
Умираешь – в цвету.
За туманом твоим, говорят,
Города-диаманты…
Здравствуй, пасмурный день, будь мне брат,
Позови, я приду.
1933
Одесса, 1920
Там, где город и море
Обнищали с войной,
Там, где дымные зори
Гаснут в балке степной,
Снова, с насыпью рядом,
Жёсткой зелени брат,
Длинным Дюковским садом
Загорелся закат.
Смотрит житель предместья:
Что теперь его ждёт?
Это весть иль предвестье
Небывалых свобод?
Что сулят ему власти —
И не только ему?
Снова конные части
Скачут к морю в дыму.
Оробевших молочниц
Одноколки – в пыли,
И кошёлки цветочниц
Появились вдали.
1934
Колея
Эта прелесть мира —
Звон лесного клира,
Ветр, бредущий сиро
Путаной колеёй,
Хрустом подстерегает,
Мокрой листвой пугает,
Оторопью мигает,
Глухо гудит землёй.
Выпрямись, кривое!
Выявись, дурное!
Отзовись, глухое,
Не ходи за мной!
1935. Чернореченск
* * *
Я нетрудной не дал дани
Городским садам,
Невзлюбил гостеприимной
Зелени кладбищ.
В городе воспоминаний
Мёртвом, но родном,
Мне над морем отблеск дымный
Душу не томил.
Итальянской синей лавой
Вымощенный путь…
Есть такие переулки,
Город есть такой.
Утицы с дурною славой,
Площадь, где при мне
И таинственный, и гулкий
Умирал базар.
Но так долго был неистов
Зазывной язык,
Пели брички колонистов
И стонал слепой,
Цех развешивал игольный
Пёстрый свой товар,
И сортир восьмиугольный
Посреди стоял.
Ты в горах пробил дороги,
Влагу дал земле,
Ты в бетон одел пороги, —
Так скажи, зачем
Сердце бьётся птицей вольной,
Чуть узнал опять
Этот смрад восьмиугольный,
Площадь, рундуки?
Есть печальные прогулки,
Кто их не знавал,
В песнях отзвук есть лукавый,
Будто жизнь сама.
Есть такие переулки,
Город есть такой,
Итальянской синей лавой
Вымощенный путь…
1935
* * *
Я запах осени вдыхаю,
В её вникаю вечера
И с наслажденьем замечаю,
Что жить пришла моя пора.
Вот жизни альфа и омега —
И оторопь берёт меня:
Бегу, но это призрак бега,
Горю – то видимость огня.
1933
Мертвец
Не скрипи, моя кровать,
Вместе с окриком протяжным:
О, как тяжко, тяжко спать
В доме десятиэтажном!
Разве в памяти живёт
Окон бедное убранство,
И петровских дней завод,
И пернатых постоянство,
И далёкий шум колёс,
Доходящий до удушья.
И машины песнь пастушья
Разве трогает до слёз?
Смерть-старуха, здесь не жди
Ни любви, ни просветленья:
Злость в обугленной груди,
Неземная ярость тленья.
Я хочу ещё кричать,
В упоении, как дети,
Крылья звуков обрывать…
1933
Засуха
Всё приму: приморские угодья
И судов купеческую спесь,
Но какому богу плодородья
Элеватор мы воздвигли здесь?
Ибо кони узнают на воле,
Сквозь сиянье, ворона полёт,
Ибо словно перекати-поле —
Пламя в поле, ибо дождь не льёт…
Верь, мой город: скоро ливни хлынут.
Жарких дней не бойся: всё прошло,
И теперь не страшно, что раздвинут
Свод небес, вокруг светлым-светло,