Архимандрит Софроний (Сахаров) - О молитве

По благословению

архиепископа Бельгийского и Брюссельского

СИМОНА

В книге использованы фотографии В. Ходокова и М. Орловского

Максим Эггер.

«Господь невыразимо щедр, но Он дает нам Себя в той мере, в какой мы, в нашей свободе, готовы Его принять», – писал отец Софроний. В этом – таинство человеческой личности и Божественного предведения.

Есть люди, с момента своего крещения мучимые жаждой Абсолютного. Отец Софроний был одним из них. Он родился в России в 1896 г. С самых юных лет его волновали основные метафизические проблемы. Очень рано он осознал трагичность человеческого существования: она открылась ему в великой русской литературе, но также и в истории – в огне и бессмысленной резне первой мировой войны, в кровавой эсхатологии Октябрьской революции. Офицер инженерных войск, он не был на фронте. Однако дважды его арестовывала ЧК и отправляла на Лубянку. В этот период, когда зашатался весь внешний мир, отец Софроний пережил подлинный внутренний переворот: «памятование о смерти». Не просто memento mori аскетической традиции, а головокружительное погружение души в бездны небытия. Переживая свою смерть, он ощутил, как в нем и вместе с ним умирает все, что объемлется его сознанием: человеческий род, мир и даже Бог. Это был незабываемый опыт, из которого о. Софроний вынес два парадоксальных приобретения: глубокое ощущение тщеты существования и открытость «в пустоте» навстречу таинству личности, способному объять тварное и нетварное, навстречу реальности бесконечного Существа. «В пустоте» – потому что в 17 лет однажды утром о. Софронию пришла в голову мысль, что Абсолютное не может быть «личностным», что вечность, заключенная в евангельской любви, – всего лишь сентиментальность и «достойный презрения психологизм».

Тогда, оставив живого Бога своего детства, он обратился к мистицизму нехристианского Востока и занялся медитацией восточного типа, пытаясь освободить свое сознание от всех относительных форм. Смешивая понятия «индивидуум» и «личность», он служил (как он сам выразился позднее) «богу философов, в действительности не существующему».

Одновременно с этим о. Софроний предается своей страсти к живописи, которую изучает в Московском училище изящных искусств. Но большевистская революция помешала его работе. Он принимает решение эмигрировать. После Италии и Германии он в 1922 году приезжает в Париж, где очень скоро ему предоставляется возможность выставить свои работы в прославленных «храмах» современного искусства – в Осеннем Салоне и Салоне Тюильри. Однако живопись, этот поиск скрытого за видимым невидимого, хотя и доставляет о. Софронию «мгновения чистой радости», все же не удовлетворяет его: «Средства, которыми я располагал, были бессильны передать царствующую в природе красоту».

И вот однажды Тот, Кого он покинул, явил ему Себя в поразительном открытии подлинного значения слова Библии: «Я есмь Сущий» (Исх. 3, 14). Каким образом безначальный Бог, Творец и Господь вселенной, может сказать о Себе: «Я есмь»? Поворотный момент в истории человечества, это данное Моисею откровение абсолютного Сущего как личностной ипостаси поистине стало для отца Софрония его путем в Дамаск. «Великое слово “Я!” – пишет он. – Оно означает личность. Действительно живет только личность. Бог – живой, потому что Он ипостасен. Содержание этой жизни – любовь. Бог говорит: “Я”, – и поэтому человек может сказать: “Ты”. В моем “я” и в Его “Ты” заключено все Бытие: и этот мир, и Бог. Вне и за пределами Его нет ничего. Если я пребываю в Нем, тогда я тоже “есмь”, но если я вне Его, я умираю».

«Высший и основной факт Бытия», это ипостасное Начало имеет имя и облик, грозные в своей силе и святости: Иисус Христос. «Без Него я не знаю ни Бога, ни человека», – пишет отец Софроний. Он видит в воплощенном Сыне Отца предвечный Промысл Божий о человеке: спасение как обожение. «Человек – большее, чем микрокосм: он микротеос». В силу того, что Творец, приняв облик раба, во всем уподобился человеку, человек имеет возможность стать во всем подобным Богу. Для отца Софрония святость – явление не этического, но онтологического порядка: «Святой – не тот, кто достиг высшей ступени в области человеческой нравственности, в аскетической жизни или даже в молитве (фарисеи тоже постились и произносили “долгие” молитвы), но тот, кто носит в себе Святого Духа».