← К описанию

Кристофер Март - Новый документ



Глава 1. Воскресение

Кристофер ходил взад-вперед по темной комнате, освещенной тусклым напольным торшером. Он несколько раз останавливался, смотрел на своего собеседника и открывал рот, но только для того, чтобы снова его закрыть и продолжить нарезать круги.

Андрей сидел в старом, почти антикварном, кожаном кресле и пил виски. Он терпеливо ждал пятнадцать минут, прежде чем его низкий голос наконец нарушил тишину:

– Голова уже кругом из-за тебя ходит. Выкладывай.

Кристофер остановился в очередной раз и сделал глубокий вдох. Он боялся в чем-то признаться, но не видел другого выхода. Сейчас или… сейчас.

– Ладно… – он немного повременил и добавил – У меня кризис.

После этого Кристофер расслабился, словно только что признался в преступлении мирового масштаба, но его сразу простили со словами: «Не бери в голову».

– Кризис? – переспросил с усмешкой Андрей. – Что за кризис? Кризис среднего возраста? Финансовый кризис?

Кристофер не ответил. Он полез в карман, вытащил несколько потрепанных листов и протянул их Андрею.

– Что это?

Вопросы раздражали Кристофера. Он не хотел ничего объяснять, но, видимо, Андрей не желал ничего делать, пока Кристофер все не объяснит.

– Это новая книга, – сказал писатель.

– Новая книга? – Андрей взял листы. – Так вот в чем кризис? – Он пересчитал страницы, – Десять листов? Это все, что ты написал за год?

– Нет, – раздражение Кристофера нарастало. – У меня дома еще примерно полторы тысячи страниц. Просто прочти это, твою мать.

Андрей издал громкий вздох, который даже не намекал, а говорил прямым текстом: «Как же я не хочу отрывать свою задницу от удобного кресла и идти за очками». Кристофер подобный вздох слышал тысячи раз, поэтому избавил своего редактора от такой страшной участи и подал ему очки со стола.

– Спасибо.

Андрей нацепил маленькие круглые очки, неподходящие к его огромной откормленной физиономии, и принялся читать. На этот раз писатель едва смог удержать рот на замке. Его искушение узнать мнение редактора росло с каждой секундой. К счастью, редактор управился быстро… даже слишком быстро. Он перестал читать на четвертой странице, снял очки, прикрыл лицо рукой и спросил:

– А история? Интересная?

– Не особо.

Пауза.

– Другие главы лучше этой?

– Не особо.

Пауза.

– Персонажи? Диалоги?

Пауза.

– У тебя действительно кризис.

– Что, так плохо? – Кристофер знал ответ, но надеялся, что Андрей подбодрит его и не будет подтираться его новой книгой в туалете. Именно это Андрей и сказал, но легче не стало.

– Плохо? Кристофер, это даже хуже того, что сегодня называют бестселлерами. А ты знаешь, какое дерьмо сегодня называют бестселлерами! Я даже подтираться этим не буду. Знаешь почему? Потому что дерьмо дерьмом не вытрешь! А то, что я держу в руке – это самое, что ни на есть… – Андрей хотел снова сказать «дерьмо», но сдержался. Выражение лица Кристофера недвусмысленно намекало – пора притормозить с критикой и словом «дерьмо». – Как ты вообще мог написать нечто подобное? Ты же гений, мать твою, – здоровяк с трудом поднялся с кресла и сам принялся наворачивать круги по кабинету. – Ты же рассказывал мне столько своих интереснейших сюжетов, где они? Почему ты принес мне полторы тысячи страниц несусветной херни? Почему ты не мог обсудить это со мной раньше, а не спустя чертов год?!

Кристофер слушал, опершись спиной о стол Андрея и покусывая ноготь на большом пальце правой руки. Он хотел возразить, но не видел в этом смысла и не имел аргументов. У него в голове действительно были залежи идей, которые он хоть и откопал, но переработать не мог – не тот у него был период в жизни. Чуть раньше, в январе, от него ушла жена. Александра проснулась утром, сказала ему: «Я уезжаю к родителям», как сообщают о дожде после обеда, собрала вещи и в тот же день захлопнула дверь снаружи. Кристофер тогда посчитал, что это конец. Но это было только началом. Через неделю после отъезда Александры он проиграл крупную сумму на финансовых рынках, а после… Короче говоря, год не задался. И пока идеи Кристофера покрывались мхом, он писал всякую чушь, которая вызывала рвотный рефлекс даже у него, самовлюбленного петуха.