Светлана Арс - Нимб для прохиндея. Фантастические рассказы

Смех и слезы эстетически суть обман, надувательство. Выражение прекрасного не должно переходить границы улыбки или грусти. А еще лучше – не доходить до этих границ.

Х. Ортега- И —Гассет

Начинался новый день. Янтарный отблеск солнечного света заиграл на горизонте. Вчерашний дождь оставил после себя слякоть, промозглую сырость и грусть. Гриша стоял с утреней чашкой чая возле открытого окна и смотрел на просыпающийся проспект. Одна за другой в столь ранний час уже двигались машины. Еще один скучный день. Ничего не меняется. Только годы становятся короче.

Он закрыл окно и подошел к кухонному столу, на котором стояли тосты. Инга, лукавая красотка с тонкими чертами лица и юркими глазами сидела за столом, держа на руках мурлыку-кота.

– Мне крайне надоела эта фирма, с которой я сейчас работаю. – решился нарушить молчание. – Отчитаюсь завтра-послезавтра боссу, и возьму два дня отпуска. Какой толк возится? Не к чему придраться. Все в документах вылизано, как у кота под хвостом. Фундаментальное занудство системы и полная под неё подстройка заискивающих субъектов. Как всегда, музыка из этого бедлама выручает. А у тебя какие планы?

– Зачем ты спрашиваешь? Тебе же все равно. Я уже несколько раз говорила, что в мои планы входит ребенка родить. Но у тебя вечно отмашки.

– Давай не сегодня. Поговорим на эту тему в другой раз. Мне еще готовится к выступлению. И у меня новый проект созревает. Я задумал новую мелодию, уверен, что тебе понравиться, когда закончу.

Инга встала и положила кота ему на колени.

– Когда закончишь этот проект, появиться новый, а я устала. Однажды придешь домой, а меня здесь нет. И будешь просить у этого мурлыки сделать тебе кофе с коньяком.

– Нет, не надо крамолу устраивать. У нас обязательно будет ребенок. Только позже. Давай обсудим в другой день. Я спешу. У меня трудный и долгий день намечается. Правда.

Но Инга слушать не захотела.

Григорий заканчивал в этот день финансовую проверку частного магазина эксклюзивной одежды. Его утомляла монотонность бумажной волокиты. Но заработок ему нравился. Что дальше, какой рост у аудитора? Ему хотелось большего. Он знал, жизнь может дать гораздо больше, чем есть на данный момент. Больше знаний, приключений. Больше дней для создания музыки и выступлений в составе своей группы. Он любил жизнь. Слишком сильно, чтобы делиться ею с кем-то другим. Ничего не оставалось, как признать это. Инга любила его – это он знал. Но жить с ним, человеком полным причуд и азарта, милого, поначалу, сумасбродства, было ни просто тяжело, а на самом деле каторжно. И в этом Гриша также не сомневался.

Он доел свой тост, собрал портфель и вышел, с напускной небрежностью крикнув.

– Я люблю тебя! Вечером позвоню.

Хотя знал, что не позвонит.

Пересмотрев еще раз все мелочи в своем аудиторском отчете, поставил печать и с облегчением вздохнул. Окончен рабочий день. Можно ехать завтра к шефу. Роман Юрьевич, директор аудиторской фирмы, по-отечески тепло относился к Грише и думал передать свой пост однажды ему. Но вслух не говорил. Вдруг заартачится парень. А в последнее время, общаясь с ним ближе, начинал понимать, как безразлична карьера для того, кто ночи напролет пишет музыку.

– Роман Юрьевич! Добрый день, я победил в этой схватке с отчетами! В следующий раз подберите мне что-нибудь поинтереснее. Если можно. Меня так эти две недели в женском монастыре утомили, честное слово. Одни платья и колготки. И это весь товар. Вокруг одни женщины со своими мыльницами. Вечно нос пудрят. Однако нос тупые мозги не скроет. Вот мне с Иной повезло: и при параде всегда и ум на месте.

– Да, хорошо справился, вижу. Только где ты всю ночь шлялся, по лицу вижу, в баре где-то сидел.

– Не надо, Роман Юрьевич. Я давно не жених вашей Виоле. И у меня своя жизнь.