Бахтияр Аслонов - Невидимые объятия: Как теряют тех, кто любил нас молча
«Мама не уходит —
она просто становится невидимой.
И если тишина обнимает тебя теплее, чем люди —
знай, это снова она рядом.»
– Бахтиёр Назири
Предисловие
Книга «Невидимые объятия: Как теряют тех, кто любил нас молча» – это проникновенная история сына, который прошёл через боль утраты, мучительную вину и тяжелые воспоминания о матери которую невозможно рассказать без боли. Это исповедь сына, который потерял самое дорогое – свою мать.
Не в одном конкретном моменте, а постепенно – в не услышанных словах, в отложенных звонках, в равнодушии и боли, которая копилась годами.
Каждый, кто читал эти страницы, может узнать себя – потому что любовь к матери есть в каждом из нас. И каждый может понять, как легко потерять её не телом, а душой.
Эта книга – не только рассказ о горечи утраты, но и призыв помнить, ценить и беречь своих матерей, пока есть время. Пусть она станет напоминанием о главном, что иногда, мы забываем в суете жизни о любви, которая всегда рядом. О руках, которые нас вырастили, и о сердце, которое прощает.
» – это проникновенная история сына, который прошёл через боль утраты, мучительную вину и тяжелые воспоминания о матери которую невозможно рассказать без боли. Это исповедь сына, который потерял самое дорогое – свою мать.
Не в одном конкретном моменте, а постепенно – в не услышанных словах, в отложенных звонках, в равнодушии и боли, которая копилась годами.
Каждый, кто читал эти страницы, может узнать себя – потому что любовь к матери есть в каждом из нас. И каждый может понять, как легко потерять её не телом, а душой.
Эта книга – не только рассказ о горечи утраты, но и призыв помнить, ценить и беречь своих матерей, пока есть время. Пусть она станет напоминанием о главном, что иногда, мы забываем в суете жизни о любви, которая всегда рядом. О руках, которые нас вырастили, и о сердце, которое прощает.
Глава 1. Когда руки пахли хлебом
Я помню её руки.
Сухие, потрескавшиеся, словно земля после засухи. Они всегда пахли хлебом – не свежим, тёплым, из булочной, а грубым, черствым, как будто прожившим вместе с ней сотни лет. Хлебом, за который стояли в очередях. Хлебом, который она резала тонко, почти прозрачно, чтобы хватило на всех.
Иногда мне казалось, что её ладони сами были замешаны из муки, воды и слёз.
Мы жили в домике, где зимой сквозняк шептал сказки смерти, а летом крыша трещала от жары. Стены были серыми, как её лицо по утрам, когда она не спала ночами, стирая в холодной воде, натирая до крови пальцы, чтобы утром мы надели чистую рубашку в школу.
Отец ушёл, когда мне было семь. Оставил нас с ней, и больше никто не приходил, чтобы сказать: "Ты не одна". Только тишина.
Я тогда был ребёнком. А она – камнем, на котором держался наш дом.
Я просыпался от стука. Это она колола дрова. Маленькая, хрупкая женщина с глазами, в которых давно умерла весна. Лицо её было в морщинах не от возраста – от страха, от бедности, от ночей без еды, когда она гладила меня по голове, ложась спать с пустым желудком.
А я жаловался.
"Мам, я не наелся", – говорил я.
А она улыбалась.
"Ты мальчик, у тебя аппетит растёт. Я потом поем".
Потом – это никогда. Потом – это был кусочек хлеба, который она крошила в воду и пила как суп.
Иногда я видел, как она вытирает губы подолом платья, чтобы мы не заметили, что её тошнит от голода.
Зима.
Холод пробирал до костей. Мы спали в одной кровати. Она прижимала меня к себе, как будто её тело могло быть печкой. Я засыпал под её дыхание, тяжёлое, уставшее.
Иногда мне казалось, что она перестаёт дышать. И я просыпался в страхе, прикасался к её щеке.
А она шептала:
"Я тут. Я живая. Спи, родной".
И я засыпал. Не зная, что рядом умирает святость, о которой я забуду, пока не станет поздно.
На базаре её толкали, оскорбляли, унижали. Она стояла в очередях, где другие такие же, как она, били локтями, чтобы вырвать пакет с крупой. Я помню, как однажды она пришла домой с синяком под глазом.