Лиз Карлайл - Невеста в алом

Относитесь к солдатам, как к своим детям, и они последуют за вами в самые глубокие долины, относитесь к ним, как к своим любимым сыновьям, и они будут защищать вас до самой смерти.

Суньцзы. Искусство войны

Лондон, 1837 год

В старинном доме на Уэллклоус-сквер светильники горели приглушенным светом, слуги, потупившись, скользили, словно безмолвные привидения, по коридорам; остро пахло мазью и камфорой – тем, что служит признаками приближающейся смерти.

Наверху, в роскошной комнате хозяйки, огонь в камине, который поддерживался в период с сентября по июнь, уже прогорел, и, устроив резкий, пусть и не такой сильный, как всегда, нагоняй, ей наконец-то удалось выгнать надоедливых посетителей – слезливых родственников, унылых священников и болтливых медиков.

Теперь, затерявшись на огромной средневековой постели, она лежит, как стеклянное украшение в коробке из ваты. Семь поколений ее семьи переходили из этого мира в мир иной на этой постели, потускнела отделка под орех, как и черные волосы, которые когда-то были у старухи. Но к ужасу ее семьи, возраст не изменил ее крючковатый нос, не уменьшил огонь в глазах и нисколько не ослабил силу воли.

Одетая в пышную шелковую с ручной вышивкой ночную рубашку, прижав к сердцу четки из черного янтаря, она задумалась о том, кто сможет продолжить ее династию. Она была стара, и была стара уже тридцать лет – или, возможно, родилась уже старой, как и многие из ее рода. Но старуха знала, что нельзя уйти, оставив что-то недосказанным, и положиться на волю случая. Трудные решения еще не приняты, а она никогда не уклонялась от своих обязанностей.

О, ее время еще не пришло, она была почти уверена в этом – несмотря на свои восемьдесят восемь лет и причитания докторов, которые устраивали ежедневный парад вокруг, как они считали, ее смертного ложа.

Но возможно, правы они, а она ошибается. Как знать?..

Однако, если признать такую возможность, это будет означать кончину Cофии Жозефины Кастелли.

– Мария! – сказала она, решительно протягивая руку. – Возьми мои четки и приведи мне ребенка. И принеси мне карты. Просто я… я напоследок хочу быть уверенной в том, что делаю.

Мария дернула шнурок и отослала вошедшую служанку выполнять приказание хозяйки, затем подошла к массивному платяному шкафу, достала оттуда маленькую шкатулку синьоры из эбенового дерева с крышкой на петлях, украшенную по краю чеканной медью, почти стершейся от старости.

Она отнесла ее к постели, но старуха взмахом руки отослала ее от себя.

– Очисти карты для меня, Мария, – приказала она.

– Конечно, синьора.

Мария покорно подошла к небольшой тумбочке. Взяв по щепотке сушеной травы из каждой из четырех фарфоровых ваз, она бросила их в неглубокую латунную чашку и подожгла свечой. Достав карты из шкатулки, она четыре раза провела колоду карт через белый дым, призывая четыре стихии – ветер, воду, землю и огонь – направлять ее руку.

Мария положила карты на покрывало около нее. В этот момент дверь распахнулась, и в комнату вбежала длинноногая черноволосая девочка в накрахмаленной белой блузе.

– Бабушка! – вскричала она, бросаясь на кровать. – Они сказали, что я не могу к тебе подняться!

– Но теперь ты здесь, Анаис, не так ли? – Старуха положила руку на детскую голову, но смотрела мимо нее, на женщину в сером, которая все еще медлила на пороге, неуверенно сжимая руки.

Гувернантка опустила взгляд и слегка присела в реверансе.

– Добрый вечер, синьора Кастелли. Синьора Витторио.

– Здравствуйте, мисс Адамс, – ответила старуха. – Я хотела бы остаться наедине со своей правнучкой. Надеюсь, вы не против?

– Да, конечно, но я… – Гувернантка слегка неодобрительно взглянула на карты.

– Надеюсь, вы не против? – повторила старуха на этот раз с ледяной надменностью, несмотря на свой болезненный внешний вид.

– Да, мадам. – Дверь быстро закрылась.

Мария повернулась к приставному столику и очистила серебряный сервировочный поднос от нетронутого обеда старухи, состоящего из крепкого мясного бульона и заварного сладкого крема из яиц и молока. Серьезно наблюдая за приготовлениями, девочка поставила локти на кровать и, склонившись над ними, задумчиво положила подбородок на одну руку.