Лариса Бухвалова - Несение звезды

Дизайнер обложки Владимир Фуфачёв

ISBN 978-5-0053-7500-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Как рождаются мои стихи? Откуда они? От мира и не от мира. И от земли, от трав, от природы, от неба и от бабушки. От её прибауток, от кудели тянется нить. Э то вращается веретено. Там. Ниточка от облака тянется. Прялка верная. К ней кудель привязана. Мир старый, мир новый свиваются. Царствие небесное и земное. Впрядается в нить. Скручивается. В судьбу заплетается. В стихи. В поэму жизни.

Лариса Бухвалова

НИТОЧКА ПОСКОННАЯ, НЕБЕСНАЯ

В каждый нитяной клубок бабушка вкладывала тело – орешек, бумагу – мой тетрадный ученический лист. Начиная накручивать, творила молитву, о жизни говорила, думала, смотрела в окно на наш кургузый тополь – на лето, осень, зиму, на вЁсну. Именно на «вЁсну». В ней были вёсла, лодка смолёная, в путь налаживаемая. По весне, по волне, по первой борозде на усаде. С лопатой, с лопастью по винту накручивалась на спираль пряжа, кудель галактики, запрягалась с нитью клубка, шло повествование, сотворение, стихотворение.

Голубая нитка на бобине*

Помню с детства – мамина любимая —

крепкая, в коробочке хранимая

нитка на бобине очень прочная.

Мама умерла, а нить не кончена.

Ушивали многое и разное

этой нитью выгоревшей, ситцевой:

Бабушка с иголкой умудряется,

мамино лицо, моё – традиция.

Ниточка посконная, небесная

не порвётся, потому что честная.

Ариадны нить во тьме космической.

Третье поколенье – не истрачена.

Сколько ей и платьев перетачано*,

сколько ей носков, трусов заштопано.

Нитка жизни. Ниточка семейная.

Из бобины, переданной Макошью*.

От иконы Троицы, от вервия*.

Тянется она, как будто вечная.

Дочке подаю – вот нитка крепкая,

голубая, бесконечно прочная.

Связанная тайной связью с предками,

Через сто галактик не закончится.

Бобина* – (франц.) большая катушка для прядильных машин.

Тачать* – шить сквозной ниткой.

Макошь* – покровительница женщин и женских ремесел.

Вервие* – верёвка, шнур (устаревшее). В православии это длинная верёвка (около 40 метров), опоясывающая престол поверх катасарки. Вервие символизирует собой путы, которыми был связан Христос, ведомый на суд, и Божественную силу, которая держит собою всю Вселенную.

«От кромешной тоски…»

Памяти бабушкиной сестры Грунюшки
(некоторые слова на местном диалекте)

От кромешной тоски,

между небом «осьмым» и девятым,

баба Груня носки

полосатые вяжет робятам.

Не своим, а чужим,

коль своими судьба обделила.

Нитка жизни спешит,

что давно померла, позабыла.

Месяц, ровно, январь,

воскресение дня выходного.

В печке, в вольной, стоят

караваи большие ржаного.

Свет от утречка свят,

скрозь герань пробивается резкий.

На окошках хрустят,

инда снег по зиме, занавески.

Из деревни, из всей —

На показ ришелье вырезное.

В Елизарово ей.

Припасла накануне сувои.

Только хлебу остыть.

А кукушка молчит. Эка жалость.

Видно, встали часы.

Вот и «Утро в бору» задержалось.

В сени выйти дока.

Нынче дух, аж зашлось, осязаем.

И отколь облака

на приступок крыльца наползают?..

Покупка кильки

После этой долгой спячки,

Сна в слепой зиме медвежьей,

Вышла я на снег горячий,

Лёд перчёный семисвечный.

И в период всехней линьки,

В поселковом магазине

Встала за солёной килькой

В очереди, посредине.

Для семи голодных кошек —

Сфинксов, спящих на окошке,

Продавец, продай на грошик

Горстку кильки в чёрной крошке.

В дивном марте, в этом веке,

Мир и килька да прибудет!

Кошки тоже человеки.

Кошки – мартовские люди!

Всем видна с небес парадных,

Я топчу снега земные —

С килькой, с хлебом, псом патлатым

В марте, в эти выходные

На тропе спляшу слоистой

В ботах дырчатых, сюрпризных:

– Распалиться, просолиться —

Вот она – соль нашей жизни!

«Из избы несу в корыте…»

Из избы несу в корыте

Горы тряпные, отжатых

Простыней белёных кипы,

Занавесок мятый бархат.

Глубоки снега по марту.

Облака, в них Солнце светит.

А бельё-то вешать надо,

Чтоб проветрил ткани ветер.

Следующая страница