Елена Батмазова - Непотопляемый. Рассказы

"Мщению и позору хотим мы предать всех, кто не подобен нам" – так клянутся сердца тарантулов.

Фридрих Ницше

Берлин накануне Рождества. Хмурый дождливый город спасали от вселенской тоски только красочные ярмарки с морем огней, глинтвейном и сияющим колесом обозрения на Александрплац. Из этого диссонанса рождалась какая-то странная красота, совершенно не объяснимая словами, балансирующая на грани между радостью и грустью. Серая мантия дождя городу была к лицу, и служила декорацией, на фоне которой происходило вот что: молодая женщина обессиленно прислонилась к грифельной стене дома по улочке Ксантенер Штрабе в районе Шарлоттенбург-Вильменсдорф. Ее белокурые волосы, пропитанные влагой, свисали сосульками, изморось нанизывала едва различимые прозрачные бусины на ресницы. Час назад она выскочила из подъезда солидного дома послевоенной постройки за несколько кварталов отсюда и долго блуждала по мокрым улицам, пытаясь найти дорогу к отелю, все время сбивалась с пути, сворачивала не туда.

То, что сейчас происходило, нельзя было отнести к ее личной трагедии. Это случилось давным-давно в каком-то параллельном мире с другими людьми. Иной на ее месте просто пережил бы ощущение сенсации, но для мокнущей под берлинским небом женщины эта история переворачивала с ног на голову все представления о логике жизни, о правильности избранных способов мышления, о рамках и границах, которых нет и которые существуют только в нашем воображении.

На площади Жандарменмаркт возле Берлинского драматического театра вспыхнули колючие многоконечные звезды, венчавшие макушки белых рождественских шатров с сувенирами и лакомствами. Над Бранденбургскими воротами колесница богини победы, непредсказуемой и воинственной, летела прямо сквозь мрачные мохнатые тучи, а за нею все гуще пылила ночь. Этот город, не подсвеченный снегом, прекрасный и чужой, стал местом откровений, от его громкого шепота хотелось заткнуть уши руками.

В ресторане на углу Ксантенер Штрабе зажгли пестрые витражные люстры-абажуры в стиле «тиффани». Женщина отлепилась от стены и направилась в сторону светящихся окон. Там ее ждали.

Бокал с шардоне был слегка запотевшим, ледяным на ощупь, и, если смотреть сквозь хрупкость стекла на прозрачные стены аэропорта Внуково, вино казалось слегка разбавленным морозной вечерней синевой. Именно этим и занималась темноволосая молодая женщина в джинсах, уггах и сером свитере, сидевшая в полупустом ресторане вдали от стоек регистрации: разглядывала мир сквозь бокал шардоне. Стекло и металл окружающего пространства. Официанта, протиравшего соседний столик. Быстро приближающуюся женскую фигуру, слева от которой бодро бежал, шевеля колесиками, пластиковый черный чемодан с матрешкой на крышке. То есть, меня. Кристину. И она увидела то, что должна была увидеть: мне невыносимо скучно. Вы, наверное, думаете, что шла я с кислым лицом? Ха-ха, ну кто же отправляется в отпуск, в рождественскую Европу, с подобной физиономией? Нет-нет, у меня было весьма приподнятое настроение, которое я собиралась приподнять еще сильнее при помощи бокала какого-нибудь там мерло или кьянти. Но мне было скучно, это факт. Что видели окружающие, когда я шла по аэропорту? Девушку славянского типа, с голубыми глазами, светлыми волосами, колосящимися сложной косой, в красной куртке Bosco Sport с надписью Russia на рукаве… ну, и как уже было сказано, с румяной матрешкой на чемодане. Думаю, начни я сию минуту распевать русские частушки, никто бы, пожалуй, сильно не удивился, а иностранцы приняли бы это действо за некий перфоманс, устроенный пиарщиками аэропорта. Советская школьница Катя Лычёва, осуществляя исторический визит к американцам в 1986-ом, не могла бы принарядиться лучше. Ну, а я решила привнести немного лубочной славянской культуры на территорию несостоявшихся арийцев. В тот момент я почему-то была твердо уверена в том, что мне не хватает приключений, а им, с их «арбайтен унд дисциплинен» – впечатлений. Кто же знал, что хрестоматийная мудрость «бойтесь своих желаний – они могут исполниться», сработает так буквально…