Василий Пурумпумпум - Неожданный конец герра Груббе

Герр Груббе и вечный закат.

Вильгельм Груббе сидел возле печки. Грелся. Последний раз. Он взглядом окинул свое скромное жилище. Дом одинокого старика. Никому не нужного. И поэтому обязан завтра покинуть свой дом. И уйти в горы. А там замёрзнуть. Ведь и десяти дней не прошло, как шумно всей деревней отмечали Рождество Христово. Вроде все были добры к нему, но вот пришёл староста и объявил, чтобы Груббе уходил . Такой закон в деревне. Уже многие годы. Стариков в деревне не должно быть. Их отправляли умирать в горы. Были случаи, что старики хитрили и возвращались. Тогда их убивали. Как, он не спрашивал. Не хотелось.

Да и не дружил Вильгельм ни с кем. Скорее, не так. С ним никто дела иметь не хотел. Пришлый был человек. Не местный. Торговать приехал с обозом, да так и остался. Хозяин обоза оставил ему товар. Вот Груббе и стал по воле судьбы и хозяина обоза лавочником. Товар продал, съездил в город, накупил у ремесленников всякого скарба для хозяйства, продал, поехал ещё раз и так наладил свою торговлю. Цены не задирал . Жил, вроде дружно с деревенскими, даже женился на Марте. И родила ему жена доченьку Грету. Вот счастья – то было.

Старый Вильгельм поежился. От печки шёл жар, а спина мерзла. Надо дождаться, когда обогреется вся комната. Тогда и спать можно ложиться. Последний раз.

Груббе подкинул в печь поленьев и опять окунулся в воспоминания.

Счастливая семейная жизнь продолжалась недолго. А может это было долго? Пять лет он видел улыбку Марты и слышал весёлый смех дочери. Но однажды приехали слуги сеньора и забрали в услужение жену. Был бы он своим, селяне отстояли бы Марту. А так, чужак. И остался он с дочерью один. А как же Марта? Не известно как. Пропали следы её. Ездил Вильгельм в замок, там его и на порог не пустили. Ездил и в город, к голове. Там тоже не помогли. Вот так он остался один с дочерью. Спасибо, жена мельника, добрая женщина, помогала растить дочь. Так и жил он, без жены почти двадцать лет. А время быстро летит. И он постепенно начал забывать и свой родной край, откуда обоз прибыл в эту деревню. И отца, который и оставил его в этой стране. А жизнь продолжалась, Грета вышла замуж за сына мельника. Всё были счастливы. Но не Вильгельм. Остался он один в доме. Тоскливо одному. Торговлю отдал Грете. Она ведь в лавке, считай, и выросла. Теперь командует там. Старик улыбнулся, вспомнил решительную Грету.

Да, обычай в деревне древний. У них и кладбища не было нормального. Так, несколько могилок на краю деревни. Живописное место. Река, горы с одной стороны, и луга с другой. Природа радовала Вильгельма всегда. Он любил в поездках остановиться, полежать на траве, посмотреть на горы, на небо. А сейчас горы и небо были сумрачны. Зима. Спастись в горах было нереально. Груббе начал думать, как ему перехитрить сельчан. Может, податься в город? Но там он от голода умрёт, стариков на работу не берут. В других деревнях его тоже не ждут. Надо идти на смерть. Другого выбора не было.

Старик лёг в постель. Дрема одолевала его. В комнате пахло сухими дровами. Было тепло и уютно.

–Завтра я погибну , но такой порядок, – прошептал Вильгельм. И уснул.

Утро было на редкость солнечным. И ветра не было. Зашли проститься жена мельника, её сын-муж Греты и Грета. Обнялись. Грета смахивала слезы. Говорить было не о чём.

Старик сел за стол, неспешно позавтракал. Попрощался с домом и пошёл к старосте. За плечами висела котомка. Фляжка с молоком, хороший кусок вяленого мяса. На всякий случай. Это разрешалось. Не звери же они, – говорили сельчане про себя.

Медленно подходил Вильгельм к дому старосты. Там его уже ждали. Староста, хитрый Генрих, и трое парней. Вот эти парни и должны проследить за ним, чтобы не сбежал. Таков обычай. Обменялись приветствиями .Генрих промямлил типа-Счастливого пути, – и скрылся в доме. А старик Груббе и парни пошли к горам. Шли неспеша. Хотя парням и хотелось побыстрее избавиться от старика, но обычай предписывал уважительно относиться к уходящему. А Груббе почему-то почувствовал себя таким уверенным, удачливым , что даже боялся показать свое настроение провожатым. Ведь надо было скорбеть, что идёшь умирать.