Ира Шилова - Неистовый огонь

Мальчишки обморозили пальцы и кончики носов, но продолжали настойчиво копошиться среди облетающих хвойных лап. Сдержанное белёсое свечение январского дня готовилось провалиться в студёный мрак и оставить ребят без поддержки. Как назло, в посёлке кто-то начал жарить картошку, да ещё на сливочном масле с укропом, отчего стылый воздух маняще пропитался домашним уютом, подстрекая братьев оставить поиски.

– Ну давай, – засопел один из мальчишек. – Мы же в том году целых три игрушки откопали. Чего с этим-то годом не так?

– Фиг знает, – неуклюже пожал плечами второй мальчишка, шурша заношенным пуховиком. – Может, кризис?

– Какой?

– Который в стране, – ответил мальчик в пуховике. – Про него родители в новогоднюю ночь говорили.

– Это у меня случится кризис, если впервые за… Сколько? Пять лет, ни одной халявной игрушки не притащим.

Мальчик в пуховике искоса посмотрел на брата, который с головой залез в осыпающиеся ветки, и беспомощно вздохнул. Мда, пока хоть одна забытая игрушка не найдётся на этом ёлочном кладбище, домой путь заказан. И так всегда. Уж если брат поставил себе задачу, то всё сделает для её достижения. Даже нос отморозит. Да чего уж там, даже младшему брату нос отморозит, но своего добьётся. Мальчик в пуховике снова вздохнул и приготовился студить остальные части тела, потому что верил – «Кризис» заставляет людей внимательнее разбирать новогодние ёлки, а это значит, что поиски затянутся до позднего вечера.

Но тут случилось волшебство. Раздался победный вскрик:

– Ага! Нашёл!

Мальчик в пуховике вздрогнул, будто ему за ворот ледышек накидали, уставился на брата, быстро осмотрел его находку и улыбнулся. Среди иссушенных елей и закоченевшего полумрака нашлась стеклянная игрушка – сосулька. Хрупкий прозрачный конус с шапочкой из серебряных блёсток был спасён.

– Супер! – ещё шире улыбнулся посиневшими губами мальчик. – Ты это сделал.

– Ага, – самодовольно подбросил игрушку на ладони старший брат. – Я. Но чур вешать на ёлку будем вместе, ладно?

– Ладно.

– Каждый год.

– Договорились, – кивнул мальчик в пуховике и дурашливо подмигнул.

Камилле страшно хочется курить. Сначала три часа без табака на рейсе из Москвы до Осло. Потом жалкая вороватая затяжка «Честерфилдом» в женском туалете аэропорта «Гардермуэн», которая и за курение-то не считается. Только больше никотиновый аппетит разбередила. А после этого ещё 40 минут полёта до Хёгесунда. До города, в котором такси стоит как недельный набор продуктов московской семьи из двух человек, отчего Камилла испытала острое желание сэкономить оставшиеся три сигареты, чтобы не платить ещё и за табак. Который в Норвегии, кстати говоря, стоил дороже такси. Что выходило за рамки любой принятой цивилизацией адекватности.

Камилле очень хочется курить, отмокать в горячей ванне и держаться подальше от здешних мест. Но убежать Камилла не может. Во-первых, она сидит в норвежском кафе, что несколько затрудняет бегство домой в Строгино. Во-вторых, она заплатила за две чашки американо и, учитывая местные цены, по моральным причинам не хочет оставлять хоть каплю напитка. Надо допивать. И в-третьих, она дала обещание. Себе – что сделает всё – от и до. И ему – что приедет сюда в канун нового года.

Когда Камилла в очередной раз вонзает взгляд в норвежскую парочку, которая окучила столик своими многочисленными детьми, и когда Камилла снова задаётся вопросом отчего все эти люди – не блондины, как принято думать, а сплошь тёмные кареглазые хлюпики, в кафе заходит он.

Стягивает с себя вязаную шапку, широким взмахом стряхивает с неё снег, широко улыбается девчонкам за стойкой, бодро говорит «хей» и смотрит на Камиллу. Она в ответ даже не моргает. Ждёт, что будет дальше.

Он выдыхает, то ли устало, то ли с облегчением, расстёгивает куртку «Nord Face» и уверенно подходит к столику Камиллы.

– Привет, – первым здоровается он.

– Привет, – отвечает Камилла, благодаря всех скандинавских богов, что её голос не дрогнул. – Привет, Руслан.