Наталья Платонова - Не могу, не хочу, не буду

Каждому человеку,

которому ты даришь своё доверие,

ты даешь в руки меч.

Им он может тебя защитить,

или уничтожить.

Омар Хайям

Не могу, не хочу и не буду молчать —

ибо зло и подлость должны быть наказаны,

и для этого не обязательно бежать в суд.

Осуждение и презрение людей – это ли не

самый страшный приговор?! Приговор,

который обжалованию НЕ ПОДЛЕЖИТ.

Наталья Платонова

Мне было тридцать лет, когда умер мой отец Григорий Яковлевич Меркушкин. Вернее, тридцать лет и тридцать семь дней.

Прошло сорок четыре года, и чем старше я становлюсь, тем больше и глубже задумываюсь над тем, что произошло в последние годы его жизни. Вышли в свет и нашли своего читателя две мои книги – «ГНИДЫ» и «МОРДВИН» – посвящённые папе, его нелёгкой судьбе. И тем не менее, нет у меня ощущения того, что я сказала всё, что хотела сказать.

Я хочу написать об уважении достоинства и свободы личности; о человеке как субъекте, к которому недопустимо, я бы сказала, преступно, относиться как к объекту. Но именно это и произошло в жизни моего отца.

Что легло в основу трагедии, пережитой моим отцом и его семьёй?

Зависть и обскурантизм (мракобесие). Зная жизнь моего отца и моей семьи – другого вывода я сделать не могу. Папа мой был абсолютно добрым человеком, редкой эрудиции и редкой же способности «сеять разумное, доброе, вечное» (слова Н.А. Некрасова). Благородный, ответственный, честный человек, для которого слово Родина священно. За что такого человека ненавидеть и предавать? Да за то, что ненавистники и предатели сами таковыми быть не могли. За собственные пороки и собственное же ничтожество ненавидели и предавали.

Отчётливо помню всё, что происходило в нашей семье в годы моего отрочества и юности. Двери в нашу квартиру не закрывались! Ходоки шли потоком… Конечно же, с благородными целями. Ни я, ни Владислав Григорьевич, открывая дверь, не выясняли, кто за чем пришёл.

Разноязычный говор, кто-то смеётся, кто-то слёзы вытирает, рассказывая о своём горе; малые дети теребят доброго дядю Владика, который им ну очень нравился! Именно так мы с Владиславом Григорьевичем и жили в нашей с ним юности.

Приходили друзья, приходили многочисленные родственники. Просто люди, которым хотелось сказать спасибо папе за жизненно важную помощь. Приходили отдать дань благодарности, и … застревали у нас на много дней. Чаще всего это были иногородние и не очень-то состоятельные люди. Приехал человек издалека с визитом благодарности – ночевать ему где до следующего рейса? В моей молодости билет на поезд купить было не очень-то просто. Вот и жили у нас. Сначала до рейса, но время отъезда как-то само собою отодвигалось за приятными вечерними беседами с гостеприимными хозяевами. Опять же, где это они могли так отдохнуть? Простые люди, они и условия жизни имели – вернее, не имели ничего хорошего. Да и питались скудно – картошка да хлеб вдоволь – вот и всё питание. Папа с мамой сознательно устраивали недельный, а то и двухнедельный отдых ходокам. Да ещё и билеты на обратную дорогу покупали.

Время от времени ворчали Владислав Григорьевич и Наталья Григорьевна. Им вообще-то готовиться надо было. Один – преподаватель, другая – студентка, а по квартире бегают гости весьма розового возраста. Да ещё и требуют, чтобы добрый дядя Владик покатал их как лошадка. Я смеялась и говорила:

– Владислав Григорьевич, вам так идёт быть няней всея Руси! Вы и предмет преподаёте для детей заманчивый – ТОРТ! (теоретические основы радиотехники). Вы бы, Владислав Григорьевич, написали научную работу на тему: «Как влияет хобби скакать лошадкой на развитие современной радиотехники».

Владик прятал улыбку, нарочито хмурился.

– Не шурши… Давай работать, пока «наездники» спят.

Запомнился мне один малыш. Понравился ему Владислав Григорьевич. Отца у мальчика не было, и что там случилось в детской головке – я не знаю. Только начал он называть Владика папкой. Деревенский мальчонка – худенький, глазастый и упрямый донельзя. Мама – прекрасный педагог и добрая женщина – и так, и этак старалась объяснить малышу, что дядя Владик не папа, а просто хороший дядя. Да как же! И слушать не хотел. Папка – и всё тут!